Под черным знаменем

Гуляйполе и его окрестности оказались на окраине волнений, но и там кипели страсти, накалялась взаимная вражда. Тринадцатилетний Нестор, впечатлительный и нервный, не мог на все это смотреть хладнокровно. Тщедушный и малорослый подросток, сирота, живущий в бедности, – ясно, какие чувства он должен был тогда испытывать, какая пружина ненависти сжималась в его душе: ах, вы так… ну, постойте же!… А кто эти «вы», в чем олицетворяется мировое зло, у него сомнений не имелось: офицеры и чиновники в форменных мундирах, богачи (мужчины и женщины в нарядных одеждах) и вообще все те, кто стоит за эту постылую власть.

Нестор продолжал поденщичать, занимаясь чем придется. Никто им не интересовался, ничему не учил и не наставлял, мать с утра до ночи пеклась о хлебе насущном, братья перебивались, как и он, а от православной веры Нестор отстал с детства. Почему, как – можно только предполагать, но о том дружно говорят все свидетельства. Некому было ни пожалеть бедного юношу, ни приласкать, ни просветить, ни успокоить. Зато вкрадчивые наставники нашлись…

Много лет занимаясь данным сюжетом, перечитав множество книг и документов, все крепче убеждаюсь, что в России воцарилось с того самого 9 января тысяча девятьсот проклятого пятого года какое-то безумие, общественное помешательство, социальная эпидемия. Все слои общества загалдели каждый по-своему, но друг друга не слышали, взаимно раздражались и, вспомнив не ко времени совет одного известного кабинетного революционера, стали «звать Русь к топору».

На зов, к сожалению, откликнулись, да еще как! Впрочем, топор за полвека со дня памятного революционного манифеста технически устарел: его успешно заместили динамит, многозарядный пистолет и даже броненосец, захваченный возбужденной матросней. Места нет рассказывать обо всем подробно, но одно, очень важное для определения судьбы гуляйпольского юноши Нестора Махно, надо отметить. С краткой до гениальности простотой это выразил один из безымянных героев «Тихого Дона», подлинный «глас народа», словно из самых глубин прозвучавший: «Подешевел человек за революцию». Отчеканено было уже на исходе гражданской, когда опыт топора и восставших кораблей накопился предостаточный.

С конца девятьсот пятого года стрельба из-за угла и взрывы динамитных бомб-самоделок сделались в России некой привычной повседневностью. Революционно-террористическое безумие охватило целые слои незрелой молодежи, а многие образованные дяди одобрительно хлопали и даже помогали «потерпевшим». Убивали мелких чиновников, рядовых полицейских…

Из этого нетрудно определить действия молодого и вспыльчивого Нестора. Тут и встает важнейший нравственный вопрос: а кто шептал в ухо молодому чернорабочему призывы и указывал на адреса жертв?

К счастью для нашего повествования, сохранилась публикация в журнале «Каторга и ссылка» за 1927 год о гуляйпольской группе анархо-коммунистов, точнее – о процессе над ней. Публикация сумбурная, бестолковая, но сводку достоверных фактов по ней можно составить. Летом 1906-го в Гуляйполе сложилась террористическая группа. Во главе ее стали Вольдемар Антони (он и снабдил мальчишек оружием) и Александр Семенюта (любопытно, и это, кажется, общее правило в таких делах, что оба они после арестов своих сподвижников благополучно укрылись в Париже). Группа ставила своей целью борьбу со всеми «богатыми» за «свободу народа». И пошло-поехало.

В суховатом тексте обвинительного заключения перечислялось: 5 сентября 1906-го трое юношей с лицами, измазанными сажей, отняли у торговца Брука 151 рубль и золотые часы… 13 сентября того же года у промышленника Кригера – 425 рублей и слиток серебра… В августе 1907-го напали (в масках) на купца Гуревича, но неудачно – племянник поднял тревогу… Ну, и так далее. Наконец, 19 октября 1907-го попытались ограбить почтовую повозку, ничего не взяли, однако убили двух человек. Разумеется, вскоре всех выследили и взяли, отдали под военный суд: пятнадцать молодых людей.

Юного Нестора Махно, деятельного сподвижника террористической группы, тоже схватили, ему вменили в вину участие в бандитском нападении на Брука, Кригера и Гуревича, что было по тогдашним законам преступлением весьма тяжким. За это, конечно, не отвечали эмигранты, призывавшие «бить всех под корень», которые благополучно отдыхали на берегах швейцарских озер…