Под черным знаменем

Чем-то помогали им местные организации анархов – русские, французские, даже американские, они-то все уж были подлинными интернационалистами, принципиальными, так сказать. Относительно этих связей Галина Андреевна рассказывала мне очень скупо, и понятно – разговоры наши шли в 1968 году, время не либеральное, а она не была реабилитирована, поэтому, естественно, находилась под «наблюдением». Однако косвенно эти связи проявились в подробном рассказе ее о деле и судьбе бывшего российского гражданина Шварцбарда. Напомним эту когда-то очень громкую историю.

25 мая 1926 года в Париже на улице тот самый российский еврей-эмигрант застрелил Симона Петлюру, бывшего главу украинских националистов, считая его главным виновником еврейских погромов на Украине. В Советской энциклопедии издания 1931 года он назван «еврейским националистом». Галина Андреевна дала тут совершенно иную версию, приводим ее по записи:

– Убийца Петлюры Шварцбард был анархист и знаком с Махно, болел туберкулезом, часовых дел мастер. Он входил в еврейскую анархистскую группу, собирались по праздникам в кафе, Махно и я это кафе посещали, там же и познакомились с ним. Он был из русских евреев и хорошо говорил по-русски. После убийства еврейская общественность, даже не анархистская, ему очень помогла. Защищал его знаменитый адвокат Торез (он, кстати, помогал мне уладить конфликты с французской полицией). После оправдания он вернулся к профессии часовщика. Махно все это не нравилось, он говорил, что сам Петлюра, безусловно, не был погромщиком, а если его отряды этим и занимались, то сам Петлюра это вряд ли бы одобрил. Махно писал об этом либо в «Деле труда», либо в «Рассвете» (анархистские издания в Париже. – С. С). Знакомы они лично не были, Махно не любил Петлюру. До войны Шварцбард дожил, дальнейшая судьба его мне не известна.

Не говорила мне прямо Галина Андреевна, даже не намекала, но полагаю, и имею основания это предполагать, что семейная жизнь их распалась. Жили они врозь, Елена воспитывалась в семьях знакомых анархов, училась во французской школе, украинского языка не знала вовсе, русский быстро забылся.

Связи с родиной у них почти не было. Махновское движение никаких плодоносящих ростков на Украине не оставило. Один из видных махновских атаманов Лепетченко в двадцатых годах мирно торговал мороженым. О Задове уже говорилось. Теперь о третьем уцелевшем командире Махно – Викторе Белаше. Из него, видимо, выудили в ГПУ все нужные данные (агентура – вещь бесценная для подобных учреждений), а потом до времени отпустили.

В тюрьме В.Белаш написал свои «воспоминания» об истории махновского движения. Объемистый этот труд опубликован лишь частично (В. Ф. Белаш. «Воспоминания о гражданской войне». Харьков, 1930), до сих пор ценнейшее свидетельство ближайшего сподвижника Махно у нас плохо использовано и недостаточно оценено. Как я слышал, на Украине вскоре готовится полное издание этого весьма примечательного исторического источника.

…Прошли годы, десятилетия. И вот в Москве, прочитав мою статью, в 1976 году ко мне пришел сын Белаша – Александр Викторович, рассказал: отец был 1893 года рождения, после окончания гражданской переехал на Кубань, в тридцатых годах проживал в Краснодаре, работал механиком при мастерской союза охотников, там его арестовали, и 30 декабря 1937-го приговорили к расстрелу; 29 апреля 1976 года Белаша Виктора Федоровича посмертно оправдали «за отсутствием состава преступления».

Полон драматизма и рассказ Галины Андреевны:

– Летом 1919 года расстреляли моего отца (это когда Махно объявили «вне закона». – С. С.), мать просила его скрыться, но он сказал, что не может отвечать за дочь, которая без его согласия сошлась Бог знает-с кем. Расстреляли его после митинга вместе со священником и учителем, который преподавал махновцам атеизм, – всего их было семь человек. Мать моя умерла от голода на Украине в 1933 году.

А вот судьба и старшего брата Галины Андреевны (цитирую ее письмо ко мне от 22 декабря 1968 года): «Приблизительно в 1935 году брат Николай, высланный из Киева в село Песчаный Брод, писал мне, что приехал он туда с семьей – женой Юзефой (Юзей) и тремя детьми – двумя мальчиками, Сережей и Женей, и девочкой Галей. Поселились они там в нашей хате. Жить было невероятно тяжело. Все они были очень ослаблены и истощены. Не в силах были даже засадить и обработать огород. Дети буквально умирали с голоду. Посовещались с женой, брат решил «разойтись» с ней до лучших времен. Юзя с Галей должны были вернуться в Киев и там как-нибудь устраиваться. Мальчиков решили оставить на вокзале в Кировограде в надежде, что их подберет милиция и устроит в детдом. Отец усадил их на скамейку на вокзале и ходил вокруг и наблюдал за ними до тех пор, пока их наконец подобрала-таки милиция».