Под чужим знаменем

– Да, фамилию нам пришлось сменить, – объяснила Наташа. – Старцевых разыскивали в Севастополе еще в шестнадцатом… А тебя как теперь величать? И кем ты стал?

– Адъютантом его превосходительства генерала Ковалевского.

– Ну-у! – Наташа посуровела и затем громко сказала в сторону полураскрытой двери: – Папа, к тебе пришли. Это по поводу монет.

В комнату торопливо, протирая пенсне, вошел Иван Платонович. Вот кто почти не изменился: так же высок, прям, сух, разве только седины прибавилось.

Близоруко щурясь, Старцев проговорил с отрешенной вежливой улыбкой:

– Здравствуйте, господин офицер. Признаюсь, удивлен, что в такое время находятся люди, интересующиеся монетами. Вы хотели бы посмотреть античные монеты или же русские?

– Русские, господин… Платонов, – с легкой усмешкой сказал Кольцов, весело улыбаясь одними глазами Наташе.

– Иван Платонович. Называйте меня просто Иваном Платоновичем. Нумизматы, господин офицер, всегда, во все времена, были, знаете ли, кланом, союзом, орденом…

Говоря это, Старцев наконец надел пенсне, подошел к одному из шкафов, отодвинул книги. Тускло и все же торжественно засветились на планшетах большие серебряные монеты.

– С чего начнем? Может быть, с талеров? Талеры с надчеканкой я тоже отношу к русским монетам, – продолжал неторопливо повторять, как заученный раз навсегда урок, Старцев.

– Нет, Иван Платонович, меня интересуют всего лишь две монеты. Две монеты Петра Первого: «солнечник» и двухрублевик.

Иван Платонович медленно повернулся: в глазах его метнулось и тут же спряталось удивление.

– Вы – Старик? – Пристально вгляделся: – Павел… Нет, не может быть! В этой форме!

– Я тоже не ожидал… Товарищ Фролов сказал: археолог. Да мало ли археологов… Хоть бы словом намекнул…

– Так ведь Фролов и не знает, что мы с тобой знакомы, – сказала Наташа.

– Ах, ребятки мои, значит, севастопольская гвардия по-прежнему на первой линии. Так оно и должно быть. Севастопольская закалка. Сообрази-ка, Наташа, чайку…

– Нет, – сразу становясь серьезным, сказал Павел. – К сожалению, у меня крайне мало времени. И поэтому о деле. С подпольем есть связь?

– Есть, – ответила Наташа, не сразу потушив в лице оживление, вызванное тем, что Павел, как она и надеялась, оставался своим!

– С Киевом как связаны?

– Эстафетой. Пока все идет гладко.

– Хорошо. – Кольцов извлек из кармана мундира несколько листков: – Здесь копии оперативных секретных сводок и важных донесений. Нужно срочно, подчеркиваю, срочно все это переправить в Киев!..

Глава десятая

С гибелью батьки Ангела его «свободная анархо-пролетарская армия мира» прекратила свое существование. Иначе говоря, бандиты справедливо решили, что здесь им ждать уже нечего, и, как вытряхнутые из пустого мешка мыши, кинулись врассыпную – кто куда. Большинство – к батьке Махно.

Лишь один Мирон не торопился уходить, рассчитывая хоть чем-нибудь поживиться. «Армейскую денежную казну», правда, прихватили с собой, а точнее, украли Мишка Красавчик и Колька Филин. Когда другие во весь галоп гнались за удирающими пленными, они погрузили на телегу сундук, набитый бумажными николаевками и керенками, и понеслись в противоположную сторону. Остальные тоже вскоре торопливо покинули свою порядком пограбленную «столицу».

От разбежавшейся «армии» Мирону досталось немногое. В основном оружие, которое его дружки, перегруженные награбленным барахлом, побросали в хуторе. Оно им теперь было без надобности. Да и безопаснее без оружия: можно выдать себя за горожанина, который отправился по селам менять одежду на продукты. Мирон деловито, по-хозяйски собрал оружие. Пока люди стреляют друг в друга, оно – тоже товар, это он твердо усвоил. Ежели к такому товару да приложить ум, да распорядиться им здраво – он может обернуться немалым богатством. А богатому – все в радость. Богатые – красивые. У них – власть, им почет, им все в руки течет. Богатство – это сила, это любовь. Да, и любовь! Какая не полюбит богатого?!

И перед мысленным взором Мирона встала Оксана – высокая, статная, с походкой легкой и плавной. В глазах – зазывная лукавинка. Оксана – чужая жена! Нет, уже, слава Богу, не жена, а вдова!.. Вдова! У вдовы уста медовые, руки горячие, думы незрячие. А вдруг зрячие?

Страх холодком пополз по спине. Мирона. Ну, как узнает? Что тогда?.. Но – нет, не может она узнать. Все шито-крыто. Воевали, стреляли. Кого-то нашла пуля-дура, а кого-то помиловала. Не бывает такого, чтобы все возвращались живыми с войны… Нет, не бывает!..

И нестерпимо захотелось Мирону бросить все к чертям и, не мешкая, скакать верхом или идти пешком в Киев, к Оксане. Сказать ей, что погиб Павло, что нет его, чтоб не ждала, не надеялась. Выждать, пока выплачет она все слезы и успокоится: у баб слез много – со слезами выходит вся память. Затем жениться. И снять наконец тяжкий камень, который навалил он себе на сердце.

Но и бросить добро не поднялась рука. Без добра кто он? Без денег – разве такой нужен он Оксане? Выплачется – и найдет другого, богатого.