Под грифом правды. Исповедь военного контрразведчика. Люди. Факты. Спецоперации.

Выполняя решение ЦК, я откомандировываю вместе со Светланой в Индию двух наших сотрудников — мужчину и женщину для сопровождения, обеспечения охраны и недопущения возможных провокаций со стороны противника.

В то время послом СССР в Индии был Иван Александрович Бенедиктов (при Сталине он работал министром сельского хозяйства), а нашим резидентом в Дели — Радомир Георгиевич Богданов. Это прекрасные люди, великолепные специалисты. И. Бенедиктов всегда питал наилучшие чувства к Сталину, поэтому постарался устроить его дочь с возможно большим комфортом.

В Дели ее поселили в маленькой, но уютной гостинице при посольстве, где она и прожила почти месяц. Индуистская традиция развеивания праха была соблюдена, но домой Светлана не торопилась. Более того, позвонив в Москву, она попросила сына отложить свадьбу, а сама поехала в индийскую деревню, где когда-то жил ее муж. Там она провела еще месяц без какой-либо нашей охраны. А из Москвы ее доставал звонками сын.

Действительно, ситуация с переносом свадьбы становилась довольно пикантной, а праздновать такое событие без матери — не в традициях семьи. Тем не менее, Светлана уговорила сына еще на одну отсрочку, а сама вернулась из деревни в Дели.

Наконец, дата возвращения — 6 марта 1967 года — была определена, и даже куплен билет до Москвы.

Накануне — в годовщину смерти своего отца — Светлана была в посольстве и встречалась с И. Бенедиктовым. Посол (правда, без согласования с нами) вернул Светлане паспорт, который хранил в своем сейфе, и стал готовиться к ее отъезду.

Светлана тоже как будто собиралась в дорогу: устроила стирку, развесила в комнате белье, стала собирать вещи. По предварительной договоренности в это же время с прощальным визитом к ней пришла ее приятельница по Москве — дочь посла Индии в СССР — и стала ждать ее у ворот посольства. Ждет полчаса, час, а Светланы все нет и нет. Тут уж и наша охрана забеспокоилась. Заглянули в комнату — белье висит, все на месте, казалось, что и сама хозяйка где-то тут. Лишь когда тревожная информация дошла до резидента, отважились на осмотр всей комнаты. Светланы уже и след простыл — калитка американского посольства рядом (всего 40–50 метров), туда она и прошмыгнула. Один из охранников рассказал, что видел Светлану. С небольшим чемоданчиком в руках она направлялась к выходу, сказав мимоходом, что должна встретиться с дочерью индийского посла. Охранник, естественно, не обратил на это никакого внимания, такие встречи с посетителями у посольских ворот были постоянными.

В эту же ночь из американского посольства Светлана была тайно переправлена в аэропорт Дели, а оттуда — в Швейцарию, где и попросила политического убежища. Швейцарцы отказали, боясь осложнения дипломатических отношений с СССР. Светлана выехала в Италию, но и там получила отказ в убежище. Несколько раз она звонила в Москву и разговаривала с сыном. Оказавшись из-за ее поступка в двусмысленном положении, Иосиф довольно в резких тонах высказал матери все, что думал по поводу ее побега, и отказал ей в разговоре с Катей.

Вскоре беглянка оказалась на американской военной базе в ФРГ, а оттуда была переброшена в США, где власти удовлетворили ее просьбу о политическом убежище.

Нам же оставалось принять необходимые контрмеры, чтобы локализовать попытки спецслужб использовать бегство С. Аллилуевой в целях компрометации СССР. Это был год полувекового юбилея Октябрьской революции, и мы не хотели, чтобы праздник был хоть чем-то омрачен. Больше всего мы боялись, что, получив рукопись "двадцати писем", американцы нашпигуют их махровым антисоветским содержанием, порочащим все наши достижения и идеалы, и за подписью дочери Сталина растиражируют этот пасквиль по всему миру. По своим каналам мы решили упредить американцев и опубликовать подлинный текст "писем" в "Штерне" или "Шпигеле". А чтобы избавить себя от возможных неприятных сюрпризов, довели до сведения мировой общественности, что оригинал рукописи хранится в швейцарском банке. Против этой идеи был только Н.Подгорный. Он воспринял наши предложения как обливание себя собственной грязью.

Через два месяца, 18 мая, когда вся история стала уже понемногу забываться, состоялось заседание Политбюро ЦК КПСС. Работа подходила к концу — остались лишь члены, кандидаты, секретари ЦК — и я собирался уходить, но тут Л.И.Брежнев поднимается и говорит: "Владимир Ефимович, вы задержитесь, есть еще один дополнительный вопрос. Мы, то есть я, Подгорный и Косыгин, к нам еще Суслов присоединился, вносим предложение освободить товарища Семичастного от занимаемой должности. Он уже давно работает, претензий к нему никаких нет, обвинений тем более, но, чтобы приблизить Комитет госбезопасности к ЦК, мы рекомендуем на эту должность Андропова".

— Что значит приблизить?! — взорвался я. — Я ведь член ЦК. Если есть какие ошибки, давайте создадим комиссию, расследуем…

— Нет, ну что вы, Владимир Ефимович, никаких претензий, — стушевался Брежнев.