Под грифом правды. Исповедь военного контрразведчика. Люди. Факты. Спецоперации.

Спустя некоторое время после проведения операции по выселению чеченцев как-то все более или менее стабилизировалось. В Грозном наводился повсеместный порядок, восстанавливались все пострадавшие от фашистской бомбежки промышленные предприятия и нефтяные промыслы, убирались улицы, ремонтировались пострадавшие дома. Ввиду того, что прежнее здание Особого отдела пострадало во время бомбежки и ремонтировалось, наш отдел переехал в здание Грозненского нефтяного института и занял один отсек на 4-м этаже. Всего мы занимали 8 аудиторий для оперативного состава и один большой лекционный зал, где разместился взвод охраны. Рядом с залом была расположена темная кладовая, которую командир взвода приспособил для хранения взводного имущества. Не знаю, с ведома ли командира взвода, или самостоятельно, мой водитель Степан Олейник, имевший удивительную способность создавать различные запасы для автомашины, приспособился хранить в этом помещении бензин.

И вот однажды один из солдат, разыскивая что-то в этой кладовой, зажег спичку и неосторожно поднес ее к бачку с бензином. Мгновенно вспыхнул этот бачок, а испуганный солдат попытался вынести его из темной комнаты и уронил, разлив бензин по всему полу коридора. Огнем охватило большую площадь, и положение создалось критическое. Хорошо, что почти весь личный состав Особого отдела находился на месте. Все выскочили из кабинетов, растерялись и бездействовали. Тут, видимо, сказался мой прежний опыт по тушению нефтяных пожаров, и тогда я дал команду: «Всем взять одеяла, плащпалатки и смело тушить!». В это время огонь полыхал вовсю, пламя охватило весь широкий коридор, зашло в ряд кабинетов и вырывалось из окон. Кто-то из посторонних сообщил в городскую пожарную команду, но к ее приезду пламя нами было потушено. Правда, не обошлось без ожогов среди личного состава, немало было испорчено одеял и плащ-палаток, но, к счастью, пожар большого ущерба не причинил.

Пока я командовал наведением порядка после такого «ЧП», мне позвонил командующий и вполне серьезно спросил: «Анатолий Михайлович! Вы живы? Мне доложили, что сгорел весь Особый отдел». Я ответил, что данные сильно преувеличены, но действительно было серьезное возгорание, с которым мы сумели справиться. Больше всех пострадал виновник пожара, солдат Бовшик, которого пришлось отправить в госпиталь. Всем остальным пострадавшим помощь была оказана силами нашего медсанбата. Этот неприятный случай некоторое время был предметом для острых шуток в наш адрес. Но, как говорят, ни одна самая удивительная новость во время войны не живет дольше недели. Вскоре все об этом забыли, вышел из госпиталя солдат Бовшик, раны его зажили, и он вновь приступил к своей службе.

Во главе Особого отдела 8-й дивизии войск НКВД

Но вернемся к работе Особого отдела, к нашим повседневным делам, которые были всегда на первом плане. В связи с организационными мероприятиями по линии командования как-то совсем разладилась уже налаженная работа нашего штаба Грозненского особого оборонительного района. Многие части вышли из подчинения района и были отправлены на фронт, другие выполняли специальные задания за пределами города, а в Грозном оставалась только 8-я дивизия войск НКВД (шестиполкового состава) и несколько специальных подразделений. Но главное состояло в том, что особый отдел подчинили отделу контрразведки НКВД СССР, но никаких представителей не было видно, никто не интересовался состоянием нашей работы. Меня также никто не тревожил. А в работе органов Госбезопасности такое состояние необычно, так как ни посоветоваться, ни обсудить какой-либо оперативный вопрос было не с кем. Признаться, такое неопределенное положение дезориентировало или, точнее, лишало целенаправленности в работе, тем более, что в системе МВД ранее мне не приходилось работать и никого из руководящих работников этого министерства я не знал. Проявить же инициативу самому мне казалось нескромным, так как я полагал, что руководству виднее, что и как надо делать.

Короче, работали, как и прежде, но оперсостава стало несколько меньше, поэтому прежнее напряжение спало. Между делами появились незначительные просветы, когда можно было хоть чуть-чуть уделить время для написания писем. Весна в Грозном была в разгаре, все кругом цвело и, казалось, не было тех тяжелых событий.

Накануне Первого мая поздно вечером мне позвонил командующий Павел Михайлович Зимин, поздравил с наступающим праздником Первомая и затем сказал, что если я могу сейчас приехать, то он был бы рад меня видеть. Я немедленно собрался и через 15–20 минут был у него.

Павел Михайлович, как всегда, в тщательно отглаженном костюме, до блеска начищенных сапогах, аккуратно подстриженный «под бобрик», встретил меня с добродушной улыбкой и, конечно же, пригласил «отпить чайку».

Первоначально говорили о всевозможных наших внутренних делах, обсудили положение на фронтах. Затем Павел Михайлович, прищурив свои острые карие глаза, с хитринкой спросил:

— Анатолий Михайлович, а вы не получали никакой информации обо мне?.