Под кодовым названием «Эдельвейс»

– Разве не видите? – ответила с иронией. – Вит вынюхал для себя привлекательное местечко.

И въедливо добавила: – Вы тоже что-то вынюхиваете здесь?

На улице еще было светло, и это выдало ее. Вилли Майер и раньше приметил необычайную радость, которую излучало все ее существо, каждая черточка лица, особенно – глаза. Это случалось только тогда, когда из своих фронтовых вояжей возвращался гауптман Шеер. Погибший Шеер. И эта ее радость, казалось, умерла вместе с ним. Кого же она встретила? Не привиделось же все это ему, Майеру?

– Кто это был? – спросил он глухо.

– Вы о ком?

«Удивление сыграно искренне, – отметил он с горечью. – Милая Кристина, от меня вам утаиться невозможно».

– Кто к вам подходил на улице? – с острым недоверием уточнил свой вопрос.

– Боже мой! Это похоже на допрос, Вилли. Раньше вы уступали это высокое право шефу.

– Не понимаю.

– Вспомните нашу первую встречу. Когда вы повез ли меня к Хейнишу…

Она и сама припоминала тот день, и особенно поучительные слова штурмбаннфюрера: «Мата Хари погибла из-за своей фатальной красоты…» Мрачная сентенция, но верная. Она на грани провала. Если бы на месте Майера оказался Кеслер! Еще одна опасность. Как мина с часовым механизмом. Когда сработает – неизвестно…

Она заставила себя кокетливо спросить:

– Вилли, неужели ревность?

– Если бы ревность! Это было бы лучше для нас обоих, – ответил хмуро. – Вам не кажется, что от меня вам скрывать нечего? – слово «скрывать» он произнес с подчеркнутым нажимом.

– Конечно, нечего. Это был какой-то очередной уличный приставала. К сожалению, они атакуют меня ежедневно. Их даже Вит не отпугивает!.. Признайтесь, Вилли, вы следили за мной? Почему?

– Вы уклоняетесь от ответа. Не отвечу и я, – он подумал и тихо добавил: – То, до чего я могу только додуматься, вы уже знаете…

Фрейлейн Бергер похолодела: Майеру многое известно… И все же воспользовалась двусмысленностью сказанного:

– Поверьте, Вилли, кроме Шеера, у меня никого не было и нет! Я говорю вам искренне, потому что ценю вашу дружескую заботу обо мне. Но согласитесь, я ничем не обязана отчитываться перед вами…

– Оставим это! Лучше помалкивать…

– Я говорю истинную правду!

– Верю, потому что знаю. Но вы говорите не ту правду, которую я хотел бы услышать.

– О чем вы, Вилли?

– Я же предложил: оставим это! А чтобы вы успокоились, я вам кое-что предложу. Так же правдиво, как это делаете вы. Помните ли вы воздушного аса Густава Готтфрида?

– Еще бы! Этот гуляка производит незабываемое впечатление…

– Думаю, что теперь в нем не узнать прежнего беззаботного гуляки…

– С ним что-нибудь случилось?

– Выводы сделаете сами.

– Разве я его увижу?

– Конечно. Он здесь, в Ставрополе, свежеподмороженный в степях под Сталинградом.

– Жаль! И такое – с Густавом…

– Вот так… Сегодня он устраивает вечеринку и приглашает на нее своих давних собутыльников. Спрашивал о вас.

– Очень благодарна.

– Выполняя его небольшое поручение, я и делал заказ в казино. В окно увидел вас… А вы сразу – слежу, мол, вынюхиваю, устраиваю в подворотне допрос… Эх, Кристина, я к вам с приглашением на веселую вечеринку, а вы ко мне – настороженным ежом. Нехорошо, фрейлейн!

– Сами виноваты! – нашлась Кристина, уловив в словах Майера едва скрытую иронию. – Надо было начинать с вечеринки, а не с поклонников. Теперь пеняйте на себя!

– Хорошо! Пеняю на себя. Вам – ни единого упрека. Надеюсь, мы отправимся вместе?

– Но, Вилли, ведь казино – это же сборище волокит. Я с ужасом думаю, не начнете ли вы и там отчитывать меня?

– Клянусь, там вам это не грозит.

– Что ж, я согласна.

– Вот и договорились! Тогда поспешим – времени осталось в обрез.

Приближалось Рождество, вследствие чего усилилась, так сказать, интенсивность движения к питейным заведениям.

Фрейлейн Кристина Бергер радовалась так искренне, смеялась так обворожительно, что на сердце у каждого, кто смотрел на нее, становилось теплей, а в ее присутствии – уютней. А почему бы ей и не радоваться? Под Сталинградом уничтожены еще две итальянские дивизии – «Равенна» и «Коссерия». Танки Гота, покореженные и сожженные, чернели надгробьями на неоглядном просторе белоснежной степи. Железное кольцо вокруг армии Паулюса ежедневно сжималось, приближая уже неотвратимый конец. Недаром фон Клейст отдал приказ о «планомерном отходе» с Кавказа: он тоже мог оказаться в окружении…

Когда появились Кристина с Майером, за предварительно заказанным столиком уже сидели трое – элегантный даже в абверовском мундире майор Штюбе, брюхатый толстяк Кеслер и Густав Готтфрид в изящной форме люфтваффе светло-пепельного цвета. Они увлеклись разговором, из которого вновь прибывшие услышали лишь отрывок.

Штюбе наседал на упитанного следователя:

– Не впадайте в детство, Кеслер! Это уместно лишь в глубокой старости.

– Выходит, после пятого десятка человек начинает молодеть? – не очень успешно оборонялся Кеслер.

– Да, есть опасность в конце концов вновь превратиться в младенца…

– Что ж, устами младенца глаголет истина…

– Не паясничайте, Кеслер. Даже если изречение истин поручить младенцам, истину все равно никто и никогда не услышит.