Под конвоем лжи

При помощи квалифицированной пропаганды правительство осведомило широкую публику о той опасности, которую представляли для страны шпионы и «пятая колонна». Теперь пришло время пожинать плоды такой политики. Полицейские участки были буквально завалены заявлениями насчет незнакомцев, людей странного облика или похожих на немцев. Добропорядочные граждане подслушивали беседы в пабах, выдергивая из них то, что хотели, а потом спешили с доносами к констеблям. Поступали сообщения о дымовых сигналах, мигающих огнях на берегу и даже о спускавшихся на парашютах шпионах. По всей стране прошли слухи о том, что во время вторжения в страны Бенилюкса немецкие агенты переодевались монахинями, и внезапно монахини оказались на положении подозреваемых. Теперь они старались не покидать пределов стен, окружавших их священные жилища, без самой крайней необходимости.

Миллион мужчин, слишком молодых, слишком старых или слишком слабых для действующей армии, устремились записываться в силы самообороны. Для них не хватало оружия, и потому они вооружались всем, что попадалось под руку: дробовиками, шпагами, ручками от метелок, средневековыми палицами, гуркхскими кинжалами, даже клюшками для гольфа. Тем, кому все же не удавалось раздобыть подходящее оружие, давали совет носить с собой перец, чтобы швырять его в глаза мародерствующим немецким солдатам.

Вайкери, известный ученый-историк, следил за нервными приготовлениями своей нации к войне со смесью огромной гордости и тихой подавленности. На всем протяжении тридцатых годов он предупреждал в статьях в периодике и в лекциях о том, что Гитлер представляет собой серьезную угрозу Англии и всему остальному миру. Но Великобритания, дошедшая до истощения во время предыдущей войны с немцами, была совершенно не настроена воспринимать предупреждения о новом военном конфликте. И вот теперь немецкая армия двигалась по Франции с непринужденностью, достойной поездки на загородный пикник. Скоро Адольф Гитлер станет главой империи, простирающейся от Северного полярного круга до Средиземноморья. И Великобритания, плохо вооруженная и плохо подготовленная, в одиночестве пыталась противостоять ему.

Вайкери дописал статью, отложил карандаш и начал перечитывать ее с начала. Снаружи солнце цвета спелого апельсина изливало свой свет на Лондон. В окно вплывал запах крокусов и нарциссов, росших в садах на Гордон-сквер. К вечеру похолодало, и от этого запаха хотелось чихать. Но ветерок, влетавший в окно, приятно освежал лицо, и от этого даже чай почему-то казался вкуснее. Профессор оставил окно открытым и наслаждался свежим воздухом.

Война вынудила его думать и действовать не так, как раньше. Она заставила его более пристально и даже нежно всматриваться в своих соотечественников, к которым он обычно относился с чувством, довольно близким к форменному отчаянию. Он восхищался тем, как эти люди отпускали шутки, спускаясь в бомбоубежища, устроенные на станциях метрополитена, и тем, как пели они в пабах, чтобы скрыть свой страх. Вайкери далеко не сразу удалось идентифицировать и назвать то чувство, которое он испытывал, глядя на них: патриотизм. На протяжении всей своей жизни, отданной науке, он постепенно пришел к заключению, что это самая разрушительная сила на планете. Но теперь он чувствовал пробуждение патриотизма в своей собственной груди и вовсе не считал себя виноватым из-за этого. Мы воплощаем собой добро, а они зло. Наш национализм имеет оправдание.

Вайкери решил, что хочет внести вклад в общее дело. Он хотел делать что-нибудь, а не просто смотреть на мир через крепко запирающееся окно.

В шесть часов в кабинет без стука вошла Лилиан Уолфорд. Это была высокая женщина с ногами толкательницы ядра и в круглых очках, благодаря которым ее взгляд казался необыкновенно суровым. С молчаливой непреклонностью ночной медсестры она принялась складывать разбросанные бумаги и закрывать книги.