Под кровом Всевышнего

— Да ведь еще ни один не спит, сейчас шум поднимут. Отец:

— Я вот им!

Сидим, мирно беседуем, а над нами в детской топот, смех… Батюшка стучит ложкой по трубам отопления. Водворяется тишина, но ненадолго. Батюшка опять стучит и густым басом говорит: «Я сейчас к вам поднимусь». Тихо. Ну, уж если предупреждение не помогает, отец медленно шагает по гулкой лестнице, снимает с себя ремень. Входит отец в комнату, но там все уже спят, зарывшись под одеяла. Так ни разу никому и не попало, отец ведь в них души не чаял. Уйду я, бывало, во Фрязино по делам, вернусь домой — тишина. А где же дети? Стоят мальчики по углам до моего прихода. Я их никогда не ставила в углы, просила взять книгу или давала какое-нибудь дело по хозяйству. Бывало, скажу мужу: «Что толку от их стояния? Лучше б книжку почитали!». Отец отвечает: «Что же, я им не давал читать? Читали бы, не попали бы в угол. А то такой шум подняли!».

Но девочки по углам никогда не стояли, с ними отец был, видно, нежнее. Племянники лет с двенадцати перестали находиться у нас, не умели себя вести: «А ну-ка, идите к себе», — все чаще и чаще говорил батюшка, и дверь к Никологорским надолго закрывалась, чему я была очень рада. Мне было достаточно своих и детей тех священников, которые служили у нас в Гребневе. О, их было много!

Отец Димитрий и отец Василий

Священники, служившие у нас в Гребневе, как будто своим долгом считали посещать наш дом. А менялись они часто. Отец Владимир вел список как настоятелей и «вторых» священников, так и дьяконов. За сорок лет было только два раза, когда священники служили у нас подолгу: отец Георгий Рзянин служил четырнадцать лет, а отец Димитрий — девять лет. А в большинстве случаев служили кто год, кто два, редко три и четыре года, но бывало, что и всего-то несколько месяцев. Такая уж была политика, не давали людям привыкнуть к отцу духовному, не давали священнику узнать свою паству. Какая тут могла быть община? Дьяконы и старосты по пять-десять лет оставались у нас, но потом и их меняли. Особенно болезненно происходили перемены старосты. Всегда собрание, шум, разбор беспорядков, спор из-за кандидатов. Я редко бывала на этих сходках, но часто удивлялась: кого выбрали? ведь могли бы более подходящую женщину найти! Одну из старост прихожане прозвали «одержимая Авдотья». Боялись при ней к ящику подойти: облает, все настроение испортит. А уберут такую, то как погром в сторожках — ни тарелок, ни посуды не найти. Дорогие облачения пропадали целыми комплектами, пропадали иконы, книги. Горе переживал храм, спросить было не с кого, всех меняли по распоряжению райсовета.

Верующий народ плакал. Особенно рыдала толпа, когда, собравшись у ворот, провожала отца Димитрия Слуцкого. За годы своего настоятельства отец Димитрий обновил все церковное хозяйство. До него ограды сплошной не было, кирпичные столбики рухнули, решетку растащили. Отец Димитрий всю кирпичную ограду восстановил. Он произвел внешний и внутренний ремонт обоих храмов, отремонтировал сторожки, полы которых, состоявшие из металлических плит, качались на сгнивших балках. Бог вразумил отца Димитрия забраться под купол летнего храма и пройти по карнизу. Он обнаружил высоко над головами молящихся восемь заштукатуренных, закрашенных круглых окон, рамы которых совершенно уже сгнили. Однажды летом, когда мы утром подошли к храму, мы увидели гору гнилых коричневых досок и бревен, рыхлых, как муравейник. Все удивлялись: откуда эта труха? Каким же чудом эта труха еще держалась и не обвалилась на людей? Силою Божией. Господь сподобил отца Димитрия все заново обстроить, обновить. А здоровье у отца Димитрия было слабое. Худой, как щепка, он мелькал целый день тут и там среди рабочих, когда не было службы. Прихожане его очень любили, что, конечно, не нравилось райисполкому. Уж как они старались опорочить этого подвижника и страдальца! О нем писали клевету в газетах, в журналах, огромные стенды с карикатурой на отца Димитрия стояли тут и там во Фрязине. На них было написано «Не проходите мимо», а отец Димитрий был нарисован необъятной толщины, в облачении и в обществе, порочащем его сан. Но батюшка был не горд, не обращал внимания на травлю, продолжал служить. Тогда власти потребовали от епископа, чтобы отца Димитрия перевели на другое место. А на его место прислали отца Василия Холявко. О, тот тоже был подвижник, переживший очень много.