Под кровом Всевышнего

Понятно, что в больницу ко мне он прийти не мог. За двадцать лет совместной жизни мы с мужем очень сблизились. Он был как бы половиной моей, прижать которую к себе порою так хотелось… Казалось, что обниму его, поцелую — и тоска пройдет, и свет засияет в сердце… Но чужие тела были мне всегда неприятны. Только к маленькому тельцу младенчика я была всегда неравнодушна, даже к внучатам, ведь в этих крошках таились еще святые души! И вот приходилось отдавать свое грешное тело в руки тех людей, которых посылал мне Бог на моем жизненном пути. Об этом времени предсказал мне отец Митрофан еще в 1947 году, когда я к нему приезжала. Но тайну этой беседы с отцом Митрофаном я до смерти не открою. Она записана в желтой тетради.

Беседы с евангелистами

Иван Петрович познакомил меня в больнице еще с одним «братом»-евангелистом. Они звали его «епископом», так как он, в отличие от «пасторов», руководил жизнью их общества по многим городам, разъезжал из одной области в другую. Это был скромный, сдержанный, культурный мужчина, лет шестидесяти или больше. «Епископ» (я забыла его имя) лежал в палате на том же этаже, где лежала и я. Он подлечивался, как сказал мне Иван Петрович. Мы ежедневно встречались в столовой во время обедов, ужинов и завтраков. Так как я не садилась за стол без молитвы, осеняла себя крестным знамением, то веру мою скоро заметили. Но не насмешки, а уважение людей вызывала (даже в те годы) моя молитва. Хотя никто не задавал мне каких бы то ни было вопросов, будто все чего-то боялись. А вот «епископ» часто подходил ко мне, приветливо здоровался, и у нас с ним начинались долгие разговоры.

Я выяснила, что сектанты не знают нашей православной веры, также как и мы не знаем их установок. Им казалось, что мы, православные, не можем молиться Господу, если не имеем перед собою Его изображения (иконы, креста). Как-то утром «епископ» подошел ко мне, предлагая присесть с ним на диване и побеседовать. Но я отказалась, сказав: «Я еще не помолилась. Пока не прочитаю утренние правила, не могу беседовать. Господь меня ждет».

И я уходила в дальние коридоры, становилась лицом к свету и старалась сосредоточить свое внимание на словах молитвы. О, это было гораздо труднее, чем дома перед образами. Но я смотрела на небо, на голые еще деревья парка. Ведь в каждом сучочке, покрытом еще морозным инеем, можно уловить дыхание Святого Духа.

— Вы, православные, молитесь на иконы, — говорили мне евангелисты.

— Нет, иконы только помогают нам сосредоточить свое внимание на Образе Божием, на том Образе, в котором Он открылся людям, сойдя на землю. Иконы для нас как окна, в которые Свет Божий на нас изливается. Вы ошибаетесь, считая, что мы кланяемся доске и краскам. Сколько б тогда у нас было божеств? Столько, сколько икон? Но мы верим в одного Бога, как и вы, кланяемся Святой Троице.

— А зачем вы, православные, молитесь святым? Ведь все люди были грешными, один Бог без греха. Я объясняла:

— Мы поклоняемся не плоти, не телам их, не изображениям их, а Духу Святому, который обитал в теле святого. Ведь написано в Библии: «Вселюсь в них и буду обитать в них…». И еще написано: «Или вы не знаете, что тела ваши суть храмы Духа Святого, что Дух Божий живет в вас». Поэтому, прославляя святых, мы славим Господа.

Евангелисты думали, что мы, православные, не знаем и не читаем Послания святых апостолов. Конечно, евангелисты знали тексты Священного Писания лучше меня. Они могли, не имея в руках книги, сказать, в каком Послании, в какой главе и под какой цифрой стиха написаны те или другие слова. Среди нашего православного духовенства я таких знаний не встречала, впрочем, не знания спасают, а Вера. Однако и у меня хватало в памяти цитат, которыми я могла подтвердить убеждения православных.

Наши беседы с «епископом», как и с врачом, не носили характера диспутов. Мы, как написано в Евангелии, «утешались верою общею». Мне было жалко сектантов, так как они не имели никаких духовных книг, кроме Библии. Правда, они читали творения Иоанна Златоуста и восхищались ими. Но другой богословской литературы у них не было. Иван Петрович как-то сказал:

— Жаль, что сейчас нет богословов, которые смогли бы разрешить наши недоумения…

— Как нет? — с жаром сказала я. — Есть и всегда будут. Вот выйду из больницы и познакомлю Вас.

Так мы почти ежедневно расставались, оставаясь каждый при своем мнении. Углубляться в философию и долго рассуждать не хватало времени.

Иван Петрович говорил:

— Как разобраться простому человеку в вопросах веры? Уж где нашел Бога — там и держись за Него. Еще он любил повторять слова:

— Верил Авраам Богу, и это вменилось ему в праведность. Так что не за дела, а за веру и любовь дает Господь Свое Царство, — говорил он.

— Но вера без дел мертва, — возражала я. — Однако у Вас-то, Иван Петрович, столько дел милосердия, что за них Господь помилует Вас. Вы с утра и до ночи самоотверженно облегчаете страдания людей, Вашу любовь и внимание чувствуют все Ваши пациенты.

— Это моя работа. А грехи… грехи давят…