Под крышами Парижа (сборник)

Следующее письмо было в том духе, что случай Морикана действительно трудный, что у бедняги явно не все дома. Далее говорилось, что консульство было бы только радо отправить его домой, если бы у них были фонды на такие цели. (Каковых фондов у них, конечно же, никогда нет.) Нельзя ли ему, вице-консулу, приехать и обговорить все со мной, дабы, может быть, найти какой-нибудь приемлемый компромисс. Пока же они позаботятся о Морикане, насколько это в их силах.

Что ж, он приехал, и у нас был долгий разговор. К счастью, моя жена была рядом, чтобы подкрепить мои заявления. Под конец, после того как мы перекусили, он вытащил камеру и сделал несколько снимков – нас и окружающей обстановки. Место его очаровало. Он спросил, может ли еще раз приехать как друг.

– И этот идиот не вынес такой жизни! – сказал он, качая головой. – Как можно! Ведь здесь рай.

– Потерянный рай! – возразил я.

Когда он уезжал, я отважился спросить:

– Что вы будете с ним делать?

Он пожал плечами.

– А что можно сделать с подобным существом? – сказал он.

Тепло благодаря меня за все, на что я пошел ради его соотечественника, и выражая сожаление по поводу неприятностей, которые тот мне причинил, он сказал:

– Вы, должно быть, человек великого терпения.

Больше я никогда о вице-консуле не слышал. Как ничего не знал о том, что было дальше с Мориканом, – пока не получил номер «Le Go'eland» за июль – август – сентябрь 1954 года, где сообщалось о его смерти. Именно от редактора «Le Go'eland» Теофила Бриана, последнего и единственного друга Морикана, я узнал не так давно несколько фактов, относящихся ко времени между переездом Морикана в Монтерей, всего через три месяца после прибытия в Биг-Сур, и финалом его жалкого существования.

Мы с ним расстались в марте 1948-го. Как он протянул до осени 1949-го, когда его выслали иммиграционные власти, остается загадкой. Даже Бриан почти ничего не мог мне сказать об этом времени. Evidemment[163], все было довольно мрачно. Ближе к концу сентября он появился в доме Бриана в Бретани, где ему предложили пристанище. Здесь он протянул только шесть недель. Как Бриан тактично выразился в письме: «Я слишком быстро осознал, что жизнь сообща не может продолжаться бесконечно». Таким образом, 17 ноября верный друг повез его в Париж и поселил все в том же старом «Отеле Модиаль». Здесь, хотя он и продержался какое-то время, дела быстро приняли худой оборот. Под конец, когда он был в полном отчаянии, судьба распорядилась, чтобы он испытал последнее унижение, а именно обратился с просьбой поместить его в швейцарский приют для престарелых на авеню Сен-Манде в Париже. Это было заведение, основанное его родителями. Здесь он выбрал комнатушку, выходящую во внутренний двор, из окна которой была видна памятная доска, установленная в честь открытия его матерью и братом, доктором Айвэном Мориканом, данного учреждения.

«Tous ses amis, – пишет Бриан, – souf moi, l’avaient abandonn'e. Ses nombreux manuscrits 'etaient refoul'es chez les 'editeurs. Et bien entendu, des drames 'epais surgirent bient^ot entre lui et les directrices de l’Asile. Je m’efforcai de la calmer, lui repr'esentant que cette cellule, qu’il avait d’ailleurs merveilleusement am'enag'ee, constituait son ultime havre de gr^ace»[164].

Конец наступил довольно неожиданно. Согласно некрологу в «Le Go'eland», написанному Брианом, утром в день своей смерти Морикан принимал дорогого друга, одну женщину. Было около полудня. Когда они расставались, он ей, между прочим, сказал, что больше она его не увидит. Поскольку он, казалось, был в добром здравии и хорошем настроении и поскольку в их разговоре ничего не подтверждало его реплики, она отбросила это как boutade[165]. В тот же день, около четырех часов, у него случился сердечный приступ. Он отправился за помощью на кухню, но, несмотря на его тяжелое состояние, никто не увидел причины для тревоги. Вызвали доктора, но тот был занят. Придет позднее, когда освободится. Когда он действительно явился, было уже слишком поздно. Ничего не оставалось, как срочно отвезти бедного Морикана, который был уже на последнем издыхании, в больницу. Он был без сознания, когда его доставили в больницу Святого Антуана. В десять тридцать вечера он умер, не приходя в себя. Это случилось 31 августа 1954 года.

В последние свои минуты, пишет Бриан, он был «seul comme un rat, nu comme le dernier des cloсhards»[166].

Под крышами Парижа

(Opus Pistorum)

Том I

Бросай мудянку, хватай портянку.

Кэнтербери

Книга 1

Sous les Toits de Paris