Под куполом небес

Пашке не хватало времени, которое ему выделяли. Жонглирование – такой жанр, где нужно тренироваться часами, даже если ты признанный мастер. Он всегда находил возможность с кем-то разделить манеж. Коллеги без проблем уступали друг другу часть своего пространства, если только это не были репетиции с животными или крупного группового номера. В цирке так издавна заведено. Кто хотел репетировать, тот искал возможность и находил её. Кто не желал, тот искал причину и тоже её находил. Таковых, как правило, было немного.

Сегодня расписание репетиций немного переделали и манеж занимали номера, куда было не вклиниться. С групповыми акробатами не порепетируешь – тут каждый сантиметр на счету. Гимнастам на першах тоже нужно пространство от барьера до барьера и «чистый» ковёр. Не дай бог, если упавшее Пашкино кольцо подкатится под ноги нижнему – быть беде! У того на лбу восьмиметровый дюралюминиевый перш. Там, на верхотуре, партнёр в шестьдесят с лишним килограммов всякие штуки-трюки исполняет. А бывает, что на перше не один человек, а сразу несколько. Запнись унтерман ногой о кольцо или булаву – завал неизбежен. А это – травма шеи нижнего партнёра и неприятности для верхних и всех остальных. Страховочная лонжа, конечно, спасает от падений на манеж, но когда вниз летит неуправляемый восьмиметровый металлический шест, мало никому не покажется…

Пашка после своей официальной репетиции, чтобы не остывать, отправился на конюшню продолжить. Там, конечно, комфорта было минимум, но на безрыбье, как говорится, и ворона – соловей!.. Чтобы не бить кольца об асфальт в проходе между стойлами, он бросил под ноги тулуп Захарыча, в котором тот «зимовал» в переездах с лошадьми, когда ещё ездил в холодных вагонах товарняков. Высоты на конюшне хватало, так что жить было можно.

Летающие кольца тёрлись о кожу ладоней и что-то тихо шептали Пашке. Он после положенного количества бросков их собирал, делал паузу. Встряхивал руками, чтобы снять напряжение, и всё начинал сначала. Они снова взмывали под потолок…

Здесь в этот час царила тишина. Лишь похрустывали овсом лошади, слышно было дыхание жонглёра да тихий шелест колец…

– Хм! Ничего, симпатично!..

– Ё…перный театр! Венька! Зараза! – Пашка тряс рукой. Его лицо кривила гримаса боли. – Какого ты подкрадываешься! Из-за тебя точно по больному пальцу!..

– Да я уже тут стою минут пять, любуюсь, а ты всё варежкой в потолок! Не слышишь, не видишь ни хрена! Ну вы, жонглёры, даёте! Прям – медитёры! Выход в астрал! Бери вас тёпленькими!..

– Тебя надо в твой… астрал! Отрепетировался из-за тебя! Как мне сегодня работать с такими руками? – Пашка сунул под нос Веньке свой указательный палец. Тот будто ножом был распорот ниже ногтя. Рана была глубокой. Сантиметровая трещина, словно разинув рот, зияла красным. Венька передёрнул плечами. Ему от одного только вида стало не по себе. Между большими и указательными пальцами Пашкиных рук, на сгибах, кожа тоже зияла глубокими незаживающими трещинами. Пластырь держался на ранах недолго. Кольца его то и дело срывали. Через каждые полчаса Пашка лепил на руки новые его куски. На манеж, в работу на зрителей, он, естественно, выходил без всякой защиты. «Искусство нужно делать чистыми руками!» – вечно отшучивался он от настойчивости сердобольного Захарыча – «давай заклеим!..»

– Жара! Это всё кольцами? – Венька впервые за столько лет увидел руки своего друга так близко. Он был ошеломлён! Всего-навсего какое-то там жонглирование.

– Нет, Червонец, твоим языком!.. Есть что постирать? – ?!..

– Ну, в смысле рубашка какая-нибудь чумазая. Ты же веками не стираешься! – Пашка попытался подковырнуть Веньку. Мимо! Грошев был на редкость чистоплотным парнем.

– Я тебе ещё сам постираю! Прачка нашлась! Давай лучше думать, как руки твои лечить! Не сниматься же с представления! Через пять часов тебе скакать на манеже. Как с такими культяпками?

– А я и говорю о том, как залечить быстро. Мне надо что-то срочно постирать, распарить руки, а потом синтомициновой мазью. И во всём этом до второго звонка. Перед третьим руки помою и на манеж. На один раз хватит, чтобы не взвыть! Потом то же самое, только на ночь. Утром – как новенький! Сто раз так делал…

– Жара! Вот за каким тебе всё это нужно? Давай к нам в служащие! Лошади, навоз, сено, свежий воздух! Всё натуральное! Если денег не будет хватать, Светка прокормит!

– Я это счастье уже имел… Я и сейчас на «свежем воздухе», не видишь что ли? Давай лучше я тебя жонглировать научу. Человеком станешь! Жонглёры – они, знаешь, какие умные!

– Нет, уж! Нах-нах! Мы лучше как-нибудь при лошадях и лошадиных силах. А вы там продолжайте свои сада-маза. К тому же видел я ваших жонглёров! Знаю одного. Если все такие умные, то тогда скоро кранты цирку!

Захарыч стоял, слушал эту перепалку и тихо ухмылялся в бороду. Из-за его могучей спины выглянула Света.

– Вам надо работать в паре, дуэтом! В цирке разговорный жанр почти вымер. Вы будете звёздами первой величины. – Она изобразила шпрехшталмейстера: