Под куполом

Расти увидел, как по ступенькам вниз захромали ноги. Он ощутил запах порохового дыма и крови, и понял, что приближается время его смерти. Тот, кто сюда ковыляет, идёт за Барби, но он почти вероятно не презрит фельдшером, который попадётся ему по дороге. Никогда ему больше не увидеть Линду и своих Джей-Джей.

Показалась грудь Джуниора, дальше шея, а потом и голова. Расти хватило одного взгляда на его перекошенный рот, левая часть которого была оттянута вниз в хищной улыбке, и на левый, заплывший кровью глаз, чтобы подумать: «Далеко болезнь зашла. Даже удивительно, что он ещё на ногах, и очень жаль, что он не подождал где-то хоть немножко дольше. Ещё бы чуточку времени, и он уже и улицу не способен был бы перейти».

Чуть-чуть, словно из иного мира, он услышал усиленный мегафоном голос из городского совета: «НЕ БЕГИТЕ! НЕ ПАНИКУЙТЕ! ОПАСНОСТЬ МИНОВАЛА! ГОВОРИТ ОФИЦЕР ГЕНРИ МОРРИСОН, Я ПОВТОРЯЮ — ОПАСНОСТЬ МИНОВАЛА!»

Джуниор оступился, но к этому времени он уже достиг нижней ступеньки. Вместо того чтобы грохнуться и свернуть себе шею, он лишь припал на одно колено. Отдохнул в этой позе несколько секунд, похожий на боксёра, который пережидает обязательный счёт до восьми, чтобы встать и продолжить бой. Расти видел и переживал все это ясно, вблизи и очень стремительно. Драгоценный мир вдруг утончился и стал неустойчивым, один тоненький пласт марли остался прокладкой между ним и тем, что будет дальше. Если будет.

«Падай, — послал он мысль Джуниору. — Падай ничком на пол. Упади в обморок, ты, мазефакер».

Но Джуниор тяжело встал, вытаращился на пистолет у себя в руке так, словно впервые его видел, а потом направил взгляд вдоль коридора, на дальнюю камеру, где, уцепившись руками в решётку, стоял и смотрел на него Барби.

— Бааарби, — пропел шёпотом Джуниор и двинулся вперёд.

Расти отступил назад, думая, что так Джуниор, возможно, минует его, не заметив. А ещё, может, сам застрелится, покончив с Барби. Он понимал, что это малодушные мысли, но также понимал, что они практичные. Барби он ничем помочь не может, но может поспособствовать собственному выживанию.

И это могло бы сработать, сидел бы он в какой-то из камер слева по коридору, потому что на эту сторону Джуниор был слеп. Но его заперли в камере справа, и Джуниор заметил его движение. Он остановился и вперился в Расти, на его искривлённом лице застыло удивление пополам с лукавством.

— Фасти, — прошептал он, — так твоё имя? Или Беррик? Не могу вспомнить.

Расти хотел было умолять о пощаде, но его язык прилип к небу. Да и что за смысл в мольбах? Юноша уже поднимал пистолет. Джуниор собирался его застрелить. Никакая сила на земле не состоятельна была его остановить.

В крайнем отчаянии ум Расти бросился на поиски выхода, найденного многими умами в их последние мгновения сознания — прежде чем щёлкнет выключатель, прежде чем распахнётся погреб под ногами, прежде чем дуло, прижатое к виску, плюнет огнём. «Это сон, — подумал он. — Это все сон. И Купол, и тот дикий случай на Динсморовском поле, и потасовка за еду, и этот юноша также. Вот он нажмёт курок, и этот сон кончится, и я проснусь в своей кровати посреди прохладного, свежего, осеннего утра. Повернусь к Линде и скажу: „Я только что такой кошмар видел, ты не поверишь“».

— Заклой глаза, Фасти, — произнёс Джуниор. — Так будет луфше.

28

Первой мыслью Джеки Веттингтон, когда она вошла в приёмную полицейского участка, была: «О, Боже правый, здесь повсюду кровь».

Стэйси Моггин лежала против стены под доской приказов и объявлений, копна её белокурых волос рассыпалась вокруг неё, а пустые глаза смотрели в потолок. Второй коп — она не могла узнать, кто именно — распластался ничком перед диспетчерской стойкой, с ногами, раскинутыми вширь под невозможным углом. За ним, в комнате дежурных, боком, лежал третий коп. Им должен был быть Вордло, один из новобранцев их конюшни. Крупнее его просто не существовало. Плакат над кофеварочным аппаратом заляпало мальчишеской кровью и мозгом. Теперь надпись на нём выглядела так: «К ФЕ И ПО НЕ ПЛАТНЫЕ».

Сзади послышалось тихое потрескивание. Она порывисто обернулась, не осознавая, что одновременно поднимает пистолет, пока не увидела на мушке Ромми Бэрпи. Ромми её даже не заметил; он смотрел на тела трёх мёртвых копов. Потрескивала его маска Дика Черни. Он снял её, кинул на пол.

— Господи, что здесь случилось? — спросил он. — Это не…

Не успел он завершить предложение, как снизу, из клетки, долетел вопль: «Эгей! Сракоротый! Я тебя достал, не так ли? Я тебя хорошенько достал!»

А за тем, невероятно, смех. На высоких тонах, маниакальный смех. Какой-то миг Джеки и Ромми просто смотрели один на другого, не в состоянии пошевелиться.

Наконец Ромми опомнился:

— Я думаю, это Барбара, да.

29