Под куполом

— Вы сможете выслушать мой рассказ, пока я буду менять баллон?

— Да.

— И вы хотите услышать все с начала?

— Конечно. А если вы ещё хоть раз обратитесь ко мне «мэм», мне придётся разбить вам голову.

Дверца сарайчика, где хранился генератор, были заперты на сияющий начищенной медью крюк. Человек, который до вчерашнего дня жил здесь, проявлял заботу о таких вещах… хотя единственный запасной баллон — это позор. Барби решил, каким бы боком не обернулся их разговор, завтра он всё равно попробует достать для неё ещё несколько баллонов.

«Между тем, — мысленно произнёс он сам себе, — надо рассказать ей всё, что она хочет знать о том вечере». А рассказывать о таком легче, отвернувшись к ней спиной; ему неприятно было рассказывать, что к потасовке была причастна Энджи Маккейн, потому что увидела в нём немного состарившегося кобеля.

«Правда — наилучшая тактика», — напомнил себе он и начал повествование.

10

Из прошлого лета ему больше всего запомнилось то, что почему-то едва ли не повсеместно играла старая песня Джеймса Макмертри — «Разговор возле заправки Тексако» носила название она. И лучше всего из неё ему запомнилась строка о том, что в маленьком городе «любой из нас должен знать своё место». Когда Энджи начала прислоняться почти вплотную к нему на кухне ресторана, прижиматься грудью к его рукам, когда он за чем-то тянулся, то в его мозгу всплывала именно эта фраза. Он знал, кто её бойфрэнд, и знал, что этот Фрэнки Делессепс принадлежит к кругу тех, кто правит бал в этом городке, пусть даже благодаря его дружбе с сыном Большого Джима Ренни. Но Дейл Барбара был здесь всего лишь перекати-полем. В мире Честер Милла он не имел собственного места.

Как-то вечером она коснулась рукой его мотни и легонько пожала. У него немного встал, и по тому, как игриво она выщерилась, он понял, что она почувствовала его эрекцию.

— А давай-ка ещё разок встанет, ты же хочешь, — произнесла она. Они как раз были одни на кухне, и она поддёрнула вверх своё и без того коротенькое платье, продемонстрировав ажурные розовые трусики. — Все честно.

— Я пас, — сказал он, а она на это показала ему язык.

С этими трюками он сталкивался и в других ресторанных кухнях, иногда даже включался в игру. Это могло быть лишь проходящее желание молодой женщины к старшему и ещё неплохому на вид коллеге. Но вскоре между Энджи и Фрэнки произошёл разрыв, и как-то вечером, когда после закрытия, Барби на заднем дворе вываливал в бак мусор, она сделала уже более серьёзный шаг в его сторону.

Обернувшись, он увидел её перед собой, она обхватила его за плечи и начала целовать. Сначала он ответил на её поцелуй. Энджи на миг оторвалась от него рукой и положила его ладонь себе на левую грудь. Это возвратило его к сознанию. Грудь была упругая, молодая, крепкая. И возможные неприятности тоже. Источником неприятностей могла стать сама Энджи. Он попробовал оторваться от неё, а когда она повисла на нём одной рукой, утопив ногти ему в шею под затылком, он её оттолкнул, хотя сделал это немного сильнее, чем надеялся. Она ударилась о мусорный бак, вытаращилась на него, помацала себе джинсы на заднице и глаза её вытаращились ещё сильнее.

— Благодарю! Теперь у меня все штаны в дерьме!

— Надо было своевременно отпустить, — мягко произнёс он.

— Тебе же понравилось.

— Возможно, — ответил он, — но мне не нравишься ты. — Заметив обиду и злость у неё на лице, добавил: — То есть я хотел сказать, что сама ты нравишься, но я не хочу делать этого таким образом.

Но, конечно же, люди высказывают свои истинные мысли именно в первое стрессовое мгновение.

Через четыре дня вечером в «Диппере» кто-то вылил ему сзади за ворот стакан пива. Обернувшись, он увидел Фрэнки Делессепса.

— Тебе понравилось, Бааарби? Скажи да, и я могу повторить, сегодня тот вечер, когда большая кружка стоит всего два бакса. Ну, а если тебе это не по вкусу, мы можем разобраться во дворе.

— Не знаю, что она тебе рассказала, но все неправда, — сказал Барби.

Громко играл музыкальный автомат — нет, не песню Макмертри, — но у Барби в голове крутилась эта фраза: «Любой из нас должен знать своё место».

— Рассказала она мне, что говорила тебе «нет», но ты всё равно её прижал и выебал. На сколько ты более тяжёлый, чем она? На сотню фунтов? Как мне кажется, это весьма похоже на изнасилование.

— Я этого не делал, — он замолчал, иногда оправдываться бесполезно.

— Ты выйдешь во двор, засранец, или зассал?

— Зассал, — согласился Барби, и, к его удивлению, Фрэнки ушёл. Барби решил, что в этот вечер с него уже хватит музыки и пива, и уже было поднялся, чтобы уйти, но тут вернулся Фрэнки, и не со стаканом, а с кружкой пива.

— Не надо, — попросил Барби, и, конечно же, тот не обратил внимания. Хлюп в лицо. Ливень светлого будвайзера. Несколько пьяных голосов захохотали, послышались аплодисменты.

— Теперь ты можешь выйти, разобраться со мной, — сказал Фрэнки. — Или я подожду. Вскоре здесь уже закрывают, Бааарби.