Под маской

Но это, без сомнений, была Каролина: это были ее черты, хоть и разрушенные временем; это была ее фигура, пусть ставшая хрупкой и малоподвижной; это была ее манера держаться, безошибочно узнаваемая в смеси восхитительной дерзости и завидной самоуверенности; и, кроме всего прочего, это был ее голос, пусть надтреснутый и дрожащий, но все еще сохранивший ту нотку, которая могла заставить любого шофера пожалеть, что он не сидит за рулем мусоровоза, и стать причиной падения сигарет из рук взращенных в черте города внуков.

Она остановилась и принюхалась. Ее взгляд упал на валявшуюся на полу сигарету.

– Что это? – воскликнула она. Это был не вопрос – это была литания подозрения, обвинения, доказательства и приговора. Все заняло одно лишь мгновение. – Немедленно выпрямись, – сказала она внуку, – выпрямись и выпусти весь этот никотин из своих легких!

Молодой человек испуганно посмотрел на нее.

– Выдыхай! – скомандовала она.

Он чуть сжал слабые губы и выдохнул.

– Выдыхай! – повторила она тоном, не терпящим возражений.

Он снова выдохнул, беспомощный и нелепый.

– Ты отдаешь себе отчет в том, – резко продолжила она, – что за пять минут потерял пять тысяч долларов?

Мерлин на мгновение подумал, что сейчас молодой человек упадет на колени и станет молить пощадить его, но такова уж человеческая гордость – он так и остался стоять, даже еще раз выдохнул, отчасти от нервов, отчасти – без сомнений – в тщетной надежде вновь снискать расположение родственницы.

– Что за осел! – воскликнула Каролина. – Еще раз, один только раз – и ты покинешь университет и отправишься работать!

Угроза настолько потрясла молодого человека, что он стал еще более бледным, еще бледнее, чем от природы. Но Каролина еще не закончила:

– Думаете, я не знаю, что ты, твои братья, да и твой глупый папаша, думаете обо мне? А я прекрасно знаю. Вы думаете, что я дряхлая развалина! Вы думаете, что меня от ветра шатает? Не дождетесь! – Она стукнула себя в грудь кулаком, как бы демонстрируя крепость мускулатуры. – А что касается мозгов, так у меня их будет больше, даже когда вы меня в гроб положите, чем у вас у всех, вместе взятых!

– Бабушка…

– А ну тихо, ты, тощий юнец! Да если бы не мои деньги, лучшее, что из тебя могло бы выйти, – это цирюльник в Бронксе! Посмотри на свои руки! Тьфу! Руки цирюльника! И ты еще осмелился считать, что умнее меня – меня, за которой когда-то ухаживало три графа, один герцог и еще полдюжины папских наместников, примчавшихся за мной из Рима в Нью-Йорк. – Она замолчала и, переведя дыхание: – Выпрямиться! Выдыхай!

Молодой человек послушно выдохнул. В этот момент открылась дверь и в магазин ворвался взволнованный джентльмен среднего возраста. Его пальто и шляпа были отделаны мехом; более того, казалось, что тем же мехом были отделаны его верхняя губа и подбородок. Он бросился к Каролине.

– Вот вы где! – воскликнул он. – Обыскал весь город. Звонил вам домой, секретарь сказал, что вы, кажется, направились в книжный магазин «Перо»…

Каролина раздраженно посмотрела на него.

– Я наняла вас, чтобы слушать ваши умозаключения? – оборвала его она. – Вы сыщик или брокер?

– Брокер, – признался меховой человек, слегка опешив. – Прошу прощения. Те акции фонографической компании. Могу продать за сто пять.

– Так продавайте.

– Очень хорошо. Я думал, я лучше…

– Продавайте! Я разговариваю со своим внуком.

– Очень хорошо. Я…

– Всего доброго.

– Всего доброго, мадам, – меховой человек поклонился и в некотором смятении покинул магазин.

– Что касается тебя, – сказала Каролина, снова посмотрев на внука, – стой где стоишь и веди себя тихо.

Она повернулась к Мерлину и окинула его уже не таким суровым взглядом. Затем она улыбнулась – и он понял, что тоже улыбнулся. Сейчас же они оба разразились надтреснутым, но от этого не менее неожиданным, смехом. Она схватила его за руку и увлекла за собой в дальний конец магазина. Там они остановились, посмотрели друг на друга – и случился еще один приступ старческого веселья.

– Только так, – еле смогла со злобным торжеством произнести она. – Единственное, что доставляет удовольствие таким старухам, как я, – это чувство, что я могу заставить всех плясать под свою дудку. Быть старой, богатой и иметь бедных наследников так же здорово, как быть юной, красивой и иметь сестер-дурнушек.

– Да уж, – хихикнул Мерлин. – Знаю. Завидую вам.

Она кивнула, прищурившись.

– Я была здесь последний раз сорок лет назад, – сказала она. – Вы были молодым человеком, и вы были готовы служить по первому знаку!

– Вы правы, – признал он.

– Мой визит, должно быть, вам запомнился.

– На всю жизнь! – воскликнул он. – Я думал… Я думал поначалу, что вы были настоящей – человеком из плоти и крови, я хотел сказать.

Она рассмеялась.

– Многие думали, что во мне нет ничего человеческого.

– А теперь, – с волнением продолжил Мерлин, – я понимаю. Нам, старикам, позволено все понимать – ведь ничего уже не имеет особого смысла. Теперь мне ясно, что тогда, когда я смотрел, как вы танцевали на столе, вы были всего лишь моей романтической грезой о порочной и прекрасной даме.