Под маской долга

– Угу. Как и наше происхождение. Точно никто не знает, но наш народ верит в легенду. Согласно ей, очень давно в горы забрел маг. Он долго бродил, пока не заблудился в горах. Маг уже отчаялся, когда услышал вой и чей-то стон. Не раздумывая, он бросился вперед и увидел, как стая упырей пытается разодрать обессилевшего кэта. Применив свои способности, он разогнал упырей, но и он, и кэт оказались ранены. Все же маг взвалил зверя на плечи и понес, но очень скоро упал. Тогда кэт собрал свои силы и, забросив спасителя себе на спину, понес его. Так они и шли через перевал, пока не поняли, что ни один не сможет дальше пронести другого. И тогда маг отдал свои последние силы, чтобы вылечить раненого кэта. Но зверь не смог бросить человека и призвал своего бога. Великий Бог откликнулся и выполнил просьбу кэта, соединив их с человеком, повелев защищать эту долину и пообещав, что теперь и в потомках они будут едины. Все дети кэтов станут жить очень долго, будут сильнее, быстрее и живучее всех остальных и будут иметь две сущности, но магия покинет их, появившись только среди лучших из них, когда они станут достойны ее. А до тех пор потомки должны скрывать, что кэты их вторая сущность, и хранить долину.

– Не долину… – зачарованно проговорила я, – источник, родник силы, Душа магии, он здесь в долине… Каждый маг мечтает его найти.

– Да, каждый маг… Именно поэтому мы и храним его от внешнего мира. Мы не маги, его сила не даст нам того, что даст людям, а наши потомки, даже если и обретут силу, будут связаны сущностью кэтов, с начала времен охранявших это место.

– Ничего себе… – пробормотала я, теперь еще более отчетливо понимая, что, если об этом узнают, сей-лиров сотрут с лица земли. Эулирон нельзя отдавать людям.

Глава 11

Я стояла посреди комнаты и с удовольствием рассматривала дело рук своих. По возвращении с берегов озера мне нужно было отвлечься и, удостоверившись, что в крови сей-лиров действительно было магическое зелье, подавляющее волю, я взялась за переделку теперь уже «нашей» спальни.

Прежде всего я хотела оживить эту комнату, сделать ее теплой, чтобы она перестала быть безликой. Теперь здесь все изменилось. Пол полностью устилал темно-зеленый ковер с низким ворсом, стены вместо холодного бледно-голубого приобрели теплый солнечный оттенок. Даже не так, внизу, сантиметров на десять от пола, был темно-зеленый цвет, мягко переходящий в изумрудный, а затем в травянистый и салатовый и где-то в полуметре от пола приобретавший яркий золотисто-желтый цвет, под самым потолком превращавшийся в белый. Таким образом, создавалось ощущение травы на солнечной поляне. Кровать была застелена ярко-изумрудным покрывалом с золотой отделкой, и над ней появился балдахин, но не привычный – из тяжелых бархатных тканей, а из легкой полупрозрачной белой с легким золотистым оттенком сетки с шелковыми изумрудными завязками. Вообще этот балдахин со стороны казался кроной дерева, у которого ствол был в изголовье кровати. Эффект получился невероятный. Резная деревянная спинка, куполообразный потолок над головой с тщательно прорезанными листочками, окрашенными магией в зеленый цвет, а с внутренней стороны – эффект звездного неба. Огромное окно отмыли до зеркального блеска, а тонкий белый тюль совершенно не скрывал прекрасного вида по другую его сторону. И даже тяжелые зелено-золотые шторы, забранные к краю, казались просто рамой прекрасной картины. Прямо в изножье кровати расстелен другой ковер – пушистый, но тоже зеленого цвета, правда, чуть более светлого оттенка. Перед камином появились два кресла и столик между ними, а на полу белый овальный пушистый ковер, чтобы можно было полежать. Сбоку от камина возвышался узкий стеклянный шкаф для мелочей. По углам окна расположились две березки в кадках, высокие с сочной зеленой листвой. А на другой стене была картина. Но не та маленькая в раме, а большая. Я увеличила ее и перенесла на всю стену, обрамив изящным узором деревянной рамы, словно поместив в альков, и установила по краям еще по парочке деревьев. Теперь комната заиграла.

Гардероб и ванную я не особо трогала, разве что установила в ванной туалетный столик, а в гардеробной повесила зеркало во всю стену.

Но самой большой благодарностью было ошарашенное лицо Сиана, когда он все это увидел. Он ничего не говорил, просто повернулся и посмотрел на меня такими сияющими глазами, что все слова стали бессмысленны. А слуги потом все по очереди ходили смотреть, что же я там такое понатворила.

Это было здорово, позволило отвлечься на какое-то время от проблем, но теперь все возвращалось обратно. «Что делать?» – эта мысль настойчиво билась в голове, не находя решения.

* * *

– Сиан, вы что-нибудь узнали? – Я сидела на коленях мужа перед камином.

– Кое-что, – недовольно произнес он, – но очень мало, и это нам практически ничего не дало.

– И что же?