Под маской скомороха

Истома внимательным взглядом обвел всю компанию. Он лихорадочно размышлял. Конечно, для задуманного им дела лучше, чтобы ему никто не мешал, не путался под ногами. Но, с другой стороны, Упырь Лихой прав. Однажды ему уже довелось попасть в переплет, когда другая компания скоморохов потребовала, чтобы он больше не появлялся на Торге, и даже намеревалась побить – для большей доходчивости. Хорошо, их было всего трое, и людишки они были хлипкие, поэтому Истома справился с ними довольно легко, благо дрался на палках превосходно; пригодилась выучка дяди Нефеда.

Но эти пятеро скоморохов – люди куда серьезней прежних. Бывалые. Вроде Упырь Лихой и не грозит, но в его словах прозвучала какая-то тайная нотка, которая заставила Истому задуматься. Что ни говори, а он и впрямь в Новгороде чужак, считай, без роду-племени, хоть и сын новгородского боярина (открыть свое истинное имя, значило собственной рукой подписать себе смертный приговор), поэтому состоять в артели ему и впрямь гораздо безопасней.

Что касается денег, то Истома к ним был довольно равнодушен; главное, чтобы их хватало на жизнь. Он не намеревался составить состояние с помощью вертепа. У него была совсем иная цель, и ему было совершенно безразлично, сколько денег в мошне.

И все же он колебался.

– Я подумаю, – сказал Истома. – За приглашение благодарствую. Я тронут.

– Это ответ не мальчика, но мужа, – с похвалой ответил атаман скоморохов. – Серьезные дела с кондачка не делаются. Подумай, поразмысли… Только не шибко долго. А то у меня появилась хорошая задумка, не грех бы ее исполнить. Иначе кто-нибудь точно перехватит. А с тобой она будет просто потрясающей…

Спустя неделю, стойко выдержав искус согласиться немедленно, Истома примкнул к артели Упыря Лихого. Хорошо обмыслив создавшееся положение, он решил, что под маской скомороха ему легче будет свершить задуманное.

– Вот и молодец! – обрадовался Упырь. – Но надо бы, Емелька, придумать тебе какое-нибудь скоморошье прозвище, которое должно бить не в бровь, а в глаз. – Какое-то время он морщил лоб и что-то бормотал под нос, а затем просиял и воскликнул: – Шестак! Нас пятеро, а ты – шестой. Значит, Шестак. Емелька Шестак со своим шутейным балаганом, прошу любить и жаловать, люди добрые!

Так у Истомы появился официальный статус, подтвержденный документально. Без этого в Новгороде было трудно прожить, и юный боярин был чрезвычайно рад, ведь прежде он находился на птичьих правах. Упырь Лихой сделал все честь по чести: выправил на новое имя-прозвище Истомы грамотку, для чего пришлось прибегнуть к помощи «знатков»[105]

, которыми выступили скоморохи и корчемник Жирок (ему пришлось заплатить, так как этот сквалыга даром и не почешется), а затем занес новоявленного члена артели в писцовую книгу; естественно, вместе с нижайшей просьбой к одному из кончанских старост он присовокупил немалую мзду.

Конечно, атаман скоморохов сделал себе в уме заметку, что у «Емельки» вообще отсутствовали какие-либо бумаги, удостоверяющие его личность. Это было подозрительно, но только со стороны новгородских властей (тем более, что «Емелька», как выяснил Упырь, был зело грамотен, а это весьма странно для бродячего штукаря). Касаемо артели, документы, удостоверяющие личность, там не играли никакой роли. Был бы человек талантливый да надежный. К тому же Истома сильно удивился бы, узнав истинные имена скоморохов, их общественное положение и откуда они родом…

Истома был в восхищении от артели. Подобных мастеров своего дела ему еще не доводилось видеть. Те скоморошьи ватаги, которые забредали в Заволочье и Колмогоры, и в подметки им не годились. Да что в Заволочье! И псковским шутейникам было далеко до скоморохов во главе с Упырем Лихим. Они такие коленца откалывали, что народ с хохоту покатывался. В них во время представления словно вселялся смешливый бес. Они могли играть на всех инструментах, которые только водились на Руси – на самых сложных девятиструнных гуслях, трехструнных смычковых гудках, рожках, на сопели, напоминающей флейту, на самозвучащем варгане, на бубнах, литаврах и колокольцах.

Юный боярин, все схватывающий на лету, быстро научился играть на варгане. В этом не было ничего хитрого, но дать хороший звонкий звук мог не каждый. Все вроде очень просто – приложи удлиненные концы инструмента к зубам, поддерживай их губами, а затем вдувай и выдувай воздух, одновременно щипками пальцев трогая гибкий язычок варгана, который изменял высоту звука. У Истомы так здорово стала получиться «варганная» музыка, что его похвалил сам Треня Ус, музыкант с божьей искрой.

Едва артель Упыря Лихого появлялась на Торге (чаще всего он выбирал площадь возле церкви Параскевы-Пятницы), как тут же собиралась толпа. На скоморохов сбегались поглазеть и стар и млад. А уж какие залихватские песни они пели, какие пляски, какие игрища устраивали!

Обычно пели двое (Мина Слепец и Томилко Скоморох), а играли все остальные – на любых инструментах. Иногда, когда это было нужно, вступал своим басом Ждан Мошна:

Ах, мы не воры, ах, мы да рыболовы, княжие ловцы.