Под музыку Вивальди

«Наш город картонажный…»

Наш город картонажныйпридуманный, ненужный:прекрасно изогнулисьподъемы цепких улиц,и будто вправду были —лотки, локомобили,и облака, и облака,и гроздь арбузов у ларька,деревья на пригорке игородовых фигурки, идевицы в шляпках скромных,в платьицах укромных,и молодые господа,что мельком забрели сюда,и ты с вечерним вееромсмотрела и не верила —доверчива и вечно молода.

«Во время оно…»

Во время оно,

незнамо когда,жил-был Ионаво чреве кита.«Будешь пророком», —сказал ему Бог.Этой морокистрашился пророк.И Иеговасудил это так:верное словохранит Он в китах.Не оттого лигорды иногдамы и неволейво чреве кита?

«Уважаемая мисс Дикинсон…»

«How happy is a little stone».

E. Dickinson[1]Уважаемая мисс Дикинсон,

Ваш маленький камушектакой неприметный… пыльный,беззаботный и в вечность канувший,затерявшийся на земле обильной —он больше любого огромного камня,хоть тот настоящий и его можно потрогать,и он даже не уместился бы на дороге,по которой Вы гуляете вечером несказанным,уважаемая мисс Дикинсон,аккуратно глядевшая себе под ноги.

«Не глупая игра в лото…»

Не глупая игра в лото,где цифры совпадут едва ли —нет, неожиданность есть то,что мы всю жизнь невольно ждали.А потому не сочиняй,не фантазируй своевольно —и так живем мы невзначай,и с нас случайностей довольно.

«Пускай за горечь прорицаний…»

Пускай за горечь прорицаний,отравленных сознаньем лжи,звучать мой голос перестанет —хоть в нем неправду накажи,и пусть других людская жалостьпоглаживает вдоль волос…Вот если б песня не сбывалась,а только пение сбылось.

«Сгорела ветвь дотла…»

Сгорела ветвь дотла.Но ты б еще смоглана миг былого прорастаньяпылающее очертаньеувидеть в сполохах тепла,и отстраняясь от клочьев дыма,заплакать неисповедимо.

«Это легкость паденья…»

Это легкость паденья,что совсем не легка:ожило притяженье

и земли, и стиха —столь весенняя легкость,что того и глядиочевидностей пропастьразорвется в груди.

«Выходи на воздух вешний…»

Выходи на воздух вешний —в нем развешаны скворешнивсё в нем видно до листкаи невидима тосказа прозрачностью кромешной.

В ранних сумерках под утро

Две головы в подушкерассвету не ясны.Объятья двоедушны:их разрывают сны.И по-дневному мелко,чуть различая срок,глядит на них побелкойлетучий потолок.

«За одиночество, мой друг…»