Под музыку Вивальди

Утренний лесэто – ночь наяву.Свет, как болезнь,неприятен ему.Тою же пущейстоит он, застыв,словно пропущенныйсквозь объектив.Тысячи веточек,веток, сучков,листьев – навечнозастыли. Таковбрак тьмы и солнца:тускнеют, смотри,туманов кольцана пальцах зари.

«Пленяли нас не раз…»

Пленяли нас не раз,не первый раз из пленаушли мы, взяв запас

мацы. И по коленоморя нам были – моклишь враг, чем глубже в сердценаш возносился Бог,и криков «сгинь, рассейся,чужого праха персть!»в ушах навязла глушь, но«Како воспоем песньна земле чуждой?»

«Никогда не увидите вы…»

Никогда не увидите вы,как березы растут из травы,из коры ль заскорузлой – побег,из беспутной толпы – человекиль как храмы, о высях скорбя,каменисто стекают с себя —благодатными водами с гор —как не видел и я до сих пор.

«Всей силой древа свет вберет…»

Всей силой древа свет вберет

и силе древа вмиг отдастслепая ветвь – и кислородовеет благодатью нас:вот так и наше среди тьмыраздвоенное естество:«ВНУШИ МОЛИТВУ И ВОНМИМОЛЕНЬЮ СЕРДЦА МОЕГО».

«Теперь я птица: у меня…»

Теперь я птица: у меняесть клюв, есть хвост, есть пух и перья,не фигуральные крыласгибаются в суставах словнорука в локте, и ноги естьчешуйчатые и с когтями —их цепче взор мой – он в видуокрестность всю имеет сразу,вот я в нее слетаю с вяза,и испражняюсь на ходу.

По пуху серому Оки

Оки напористой по руслу,

в пространстве сером, как шинель,я плыл не в славную Тарусу,тем более – не в Коктебель,а в, как ее?.. – забыл названье,верней, оно ушло на дно,что глубже даже ПОДсознанья,и, как часы, заведенона некий миг. Наш челн беспутныйбил лопастями по рекес таким отчаяньем, как будтотонул земли невдалеке.И на корыте том паршивом,против которого Ока,одним на свете пассажиромя был в виду у старика:в тельняшке, трезв и опечален,не очень трезв, но и не пьян,он челн свой безбилетно чалилк своим безлюдным пристаням,надеясь, что с узлом-прилавком

и за спиной, и на грудииз пустоты возникнет бабкаи крикнет: «Милай, погоди!»Но ничего не возникало —лишь берега в Оке по грудь,и я до своего причаларешительно решил соснуть,что в те поры не составлялотруда мне – вдруг хрипатый крик,и вот уж тащит, как попало,меня на палубу старик,совсем зашедшийся от крика:«Все счастье редкое проспишь, —кричал старик, – гляди, гляди-ка,гляди, мудило, – БЕЛЫЙ СТРИЖ!»И я увидел средь зигзагов,вблизи черневших и вдали,стрижа белее белых флагов…увидел, только к счастью ли?

«Ниже выцветшей зари…»