ПОД НЕМЦАМИ. Воспоминания, свидетельства, документы.

При немцах работали в Киеве только, да и то не в полном объеме и с большими перебоями, медицинский институт и консерватория. Медицинский институт был нужен им ввиду острого недостатка медицинского персонала. Но, несмотря на это, осенью 1942 года даже и этот институт был закрыт и студентов его в принудительном порядке послали на работу в Германию. Консерваторию германские гражданские власти терпели некоторое время, так как хотели за счет ее студентов пополнять ряды актеров разных театров, которые они впоследствии перевели почти исключительно на обслуживание немецких зрителей. Она продержалась несколько дольше медицинского института, но весной 1943 года она была также закрыта, и студентов ее также начали посылать на работу в Германию. Так печально закончились попытки сохранить хоть какое-то подобие высших учебных заведений в столице Украины. В других городах даже и этих попыток допущено не было.

После капитуляции Германии союзники опубликовали секретный циркуляр Гиммлера[377]

о насильственной германизации ряда народов, и в том числе украинского. Согласно этому примечательному документу вся наша молодежь должна оставаться безграмотной и уметь только подписывать свое имя и проводить несложные арифметические действия в пределах до тысячи. Был ли этот циркуляр принят в качестве обязательной инструкции, я не знаю, но практические действия германских властей на Украине полностью соответствовали его духу и букве. Давать образование нашей молодежи немцы явно не хотели.

Вскоре после прихода немцев в Киеве начали работать три театра: оперный, оперетта и варьете. Программу их немцы усиленно приспосабливали к своим вкусам и постепенно перевели значительную часть постановок на немецкий язык. Наши актеры в большинстве немецким языком не владели и учили свои партии с голоса режиссера и преподавателя, часто не понимая смысла произносимых слов. В результате, после нескольких месяцев упорной работы из приличного спектакля получался жалкий балаган. Но немецкие солдаты кое-что понимали, и немецкие «художественные» руководители бывали вполне довольными. А тот «незначительный» факт, что при этом калечилось произведение, уничтожалось наше великое искусство и оскорблялись национальные чувства всего населения, немецкими руководителями во внимание не принимался. Им было важно только то, чтобы они понимали, что происходит на сцене, а до остального не было никакого дела.

Только по этой причине при немцах в Киеве, да и в других городах Украины, не работал ни один драматический театр, а их помещения отдавались другим, более понятным для немцев видам театрального искусства или вообще стояли все время заколоченными, как, например, лучший в Киеве и на Украине театр имени Ивана Франко (бывший Соловцова). Актеры этих театров, и часто весьма квалифицированные, должны были, чтобы не умереть от голода, продавать свои вещи на базарах, торговать на этих же базарах спичками, конфетами и пирожками своего производства или ехать в Германию чернорабочими. Наша драма, составлявшая всегда, наравне с балетом, гордость русского театрального искусства, гибла, но немцев это нисколько не беспокоило. Они нашего искусства вообще не знали, не ценили и не понимали. Им нужно было только развлекать своих солдат. Надо все-таки сказать, что, с точки зрения оформления, многие спектакли были достаточно хороши, несмотря на то что лучшие силы советские власти вывезли при своем отступлении. Во многих театрах их руководители, рискуя своей жизнью, сохранили достаточно сильные коллективы и декорации, поддерживали в хорошем состоянии помещения. Немцы поблагодарили этих людей тем, что всех Их уволили, а многих даже посадили в концентрационные лагеря, а на их место прислали своих, часто полуграмотных руководителей.

В том, что в конце концов наши театры при немцах только оскорбляли наши национальные чувства, нет никакой вины актеров или наших режиссеров: они делали все, что было в их силах, чтобы сохранить наше искусство на каком-то более или менее высоком уровне. Постепенное падение нашего искусства было исключительно результатом безграмотной немецкой партийной политики. Протестующие голоса отдельных культурных немцев, преимущественно старых офицеров, оставались в полном смысле слова гласом вопиющего в пустыне. Безграмотный кабатчик из Кёнигсберга Эрик Кох шел тупо, упрямо и самовольно по своему пути. Путь этот вел прямо к поголовной ненависти всего нашего населения к немцам, но ему до этого не было никакого дела. Мы были «унтерменшами», и считаться с нами не стоило. Мы были предназначены только для выполнения черной работы для обслуживания высшей германской расы. Эти тупые люди не понимали, что путь колонизации нашего народа был также кратчайшим путем для Красной армии в Берлин.