Пожалуй, если только это вообще возможно, еще более нетерпимую позицию занимала выходившая в Ровно газета «Волынь». Там ежедневно помещались дикие материалы и погромные по отношению к русским призывы, что любой здравомыслящий человек, читая их, отказывался верить своим глазам. Однажды, в середине ноября 1941 года, в Киев приехал на несколько дней редактор или заместитель редактора этой газеты, фамилии которого я сейчас, к сожалению, не помню. Этот человек среди местных украинских экстремистов пользовался очень большим влиянием, и они не скупились на похвалы его эрудиции, честности взглядов и литературным достоинствам. На другой день после приезда в Киев он осчастливил его граждан передовой статьей в газете «Украшське слово» под таким многообещающим заголовком «Народ или чернь». В этой статье пространно доказывалось, что все население Киева, включая и его интеллигенцию, представляет собой не народ, а чернь и отбросы общества, без своих традиций, культуры и нравственных устоев. Все это было пересыпано руганью и клеветой по адресу русской культуры и языка и программными призывами против русской части Киева. Эта статья была перепечатана всеми выходившими на Украине газетами как образец новой украинской журналистики, хотя никакими особенными литературными достоинствами, кроме большого количества ругательств, она не обладала. С точки зрения содержания я должен откровенно сказать, что, пожалуй, никогда в жизни ничего более гнусного и отвратительного не читал, кроме, разве, антирелигиозных упражнений Демьяна Бедного[399]
.Основную свою цель вся эта публика видела в том, чтобы доказать, прежде всего немцам, а затем и местному населению, что большевизм — явление чисто русское, а все украинцы являются некими невиновными ягнятами, не имеющими никакого отношения к этому зловредному учению. Доказать это нелепое положение было, конечно, довольно трудно, и в погоне за этой непостижимой целью редакционные коллеги всех украинских газет городили ежедневно на своих страницах массу всевозможного исторического вздора и самых нелепых измышлений. Все эти литературные упражнения [не имели бы значения][400]
, если бы они не происходили в обстановке 1941 года и не сопровождались на практике самым откровенным антирусским террором. Вся беда была в том, что господа вроде Рогача и его коллег стремились проводить свои бредовые идеи по искоренению русского влияния и изгнания русских с Украины на практике и притом, главным образом, террористическим путем.Поход против русских осенью 1941 года далеко не ограничился только погромными и клеветническими статьями в газетах, а принял самые конкретные формы. Русских не принимали нигде на работу, им отказывали в перемене квартир, в получении разрешения на право выезда из города, русских пленных не освобождали из плена, если они даже были местными жителями, хотя украинцев освобождали и даже одно время в киевской городской управе усиленно дебатировался вопрос — не выдавать ли русским хлеб по карточкам. Местная украинская полиция фактически объявила русских вне закона: производила среди них без всяких оснований аресты, выбрасывала русских из квартир, насильственно переселила их из одного города в другой. Когда немецкие власти приказывали этой полиции произвести какие-нибудь репрессии против населения, то всегда тяжесть их обращалась против русских, а украинцы оставались в стороне. Население было искусственно расколото на две группы, и русская часть его жила в постоянном страхе преследований, террористических выступлений и незаслуженных оскорблений.
Своего кульминационного пункта этот поход против русских достиг в следующем возмутительном случае. В двадцатых числах октября 1941 года в одну из ночей было подорвано и сожжено здание киевской Городской думы. Это было проделано теми людьми, которые поджигали и подрывали Киев в конце сентября, то есть оставленными в немецком тылу советскими подрывными командами. В ту же ночь немецкий комендант города, генерал-майор Эбергардт[401]
, приказал в виде репрессии за этот террористический акт расстрелять 300 жителей Киева и отдал приказ украинской полиции предоставить к 12 часам дня указанное количество жертв для казни. Предполагалось, что в украинской полиции имеется значительное количество заложников из числа лиц, подозреваемых в принадлежности к этой организации. Но у начальника украинской полиции, одного из приехавших с Рогачем из Закарпатской Украины экстремистов, таких заложников не было.