Под парусом в Антарктиду

На следующее утро, по договоренности с Борисом Давидовичем о покупке радара для «Урании-2», мы отправились с визитом на «Алевтину». Ночью был мороз, и лужи на пирсе покрылись льдом. Неожиданно сквозь паутину подпорок и стоек лесов увидели, как под яхтой мечется Кришталь. Недобрые предчувствия волной прокатились по телу… Внизу, между металлическими и бетонными остатками конструкции, уткнувшись лицом в землю, в скрюченном и беззащитном состоянии лежал Серега Андреев. То место, куда он упал, поскользнувшись, с высоких лесов, было метров в пяти от того, где он сейчас находился. Лужицы темной крови отмечали путь, который Сергей прополз после падения. Неизвестно, сколько он пролежал, почти раздетый, на морозе.

Мы подняли Серегу в надувном медицинском контейнере фалом с грот-мачты «Алевтины». Он лежал в контейнере, как в коконе, весь в крови и грязи, не приходя в сознание. Контейнер не вошел в проем главного люка «Алевтины», и мы стравили из него часть воздуха, протащив его вниз по крутой лестнице в коридор между каютами. Коридор был узкий, и сбоку к Сереге нельзя было подойти. Кришталь убежал вызывать «скорую помощь», наш Рождественский ломал носики ампул, передавая мне вниз один за другим заполненные шприцы, а я колол Серегу. Приходилось в узком длинном проходе стоять почти в шпагате, одной ногой упираясь в подволок потолка.

Вскоре приехала «скорая помощь», полиция и пожарники. Эта гвардия мгновенно наводнила «Алевтину», и мы стали опасаться за крепость стапельных подпорок. Самыми любопытными оказались пожарники, которые в своих громадных кирзачах и грубых робах старались пролезть в проходы и попасть внутрь яхты. Глядя на татаро-монгольскую бесцеремонность этих людей, я вспомнил ту уничижительную характеристику, которой награждали таких вот «пожарников» нормальные немцы. Мы «озверели» и вытолкнули наружу все это войско, громыхающее сапогами по палубе и подмостям. Нечего было и думать протащить пострадавшего по узким доскам лесов. Полиция вызвала автокран, Серегу переложили в транспортные носилки, и он «поплыл» над крышами мастерских в сторону дороги, где стояла машина «скорой помощи». После его госпитализации мы переключились на проблему радара. Без него идти дальше в этих насыщенных судоходством водах, протыкая бушпритом осенний туман, было небезопасно, а повторить «напряг» Балтийского марафона никто не хотел.

Радар «Фуруно» в портовом магазине стоил около трех тысяч марок. Борис Кришталь, озадаченный новыми проблемами, вряд ли мог помочь, хотя еще вчера мы были уверены, что с его помощью продадим часть своих стратегических запасов немцам, — пусть попробуют настоящей водки. Но говорить об этом после утренних событий было неуместно и мы выгребли из казны последние доллары, разжалобив наших имущих — Ивана и Игоря. Вечером сходили в госпиталь, где нам сообщили, что Серегу увезли в Бремен и уже сделали операцию. Она прошла нормально, больной пришел в сознание и через два дня его обещали вернуть назад.

В Кунсхаване, кроме радара, нас больше ничего не держало, мы помогли Кришталю сбросить «Алевтину» на воду, а сами занялись подготовкой «Урании-2» к выходу.

Дует очень крепко уже второй день. Штормовое предупреждение от 18 ноября не снято до сих пор. Даже здесь, в защищенном порту, осенние ветры сотрясают «Уранию-2», стоящую под голым рангоутом, создавая крен. Ночью пришла мысль, а не поставить ли мне закладную доску? Но хорошо спится в шторм в яхте, стоящей у стенки. Два-три раза за ночь до конца не просыпаясь, выскакиваешь на палубу проверить швартовы, быстро возвращаешься и ныряешь в тепло постели.

Первый раз выспался, «как барбос». Утром побежали с Серегой Рождественским на пробежку, он мне показал интересный комплекс упражнений, размялись, позавтракали. Купили радар. Пока Миша с Кириллом устанавливали его на бизань-мачте, протянув следом и кабель, мы с Валеркой, прихватив бутылку водки, отправились к рыбакам за рыбой. Но оказалось, что они уже три дня не выходят в море из-за шторма, а в магазинах кило стоит 9 марок.

Иван Иванович, спаяв модем, получил на компьютер первые пожелания «Урании-2». А я размышляю, что, как только вернусь, поведу своих дочек в театр. Надо сказать, что подобные мысли всегда посещают в момент, когда начинаешь пресыщаться романтикой и приходит сожаление об упущенных возможностях обыденной жизни.