Под покровом ночи

— Да, работы у меня хватает, — вздохнул Шон. — Новый роман, новые задумки. Жизнь бьет ключом, Кэсс. Скучать не приходится.

— Да, особенно если упиваться убийствами детей, — сухо заметила Кэссиди.

— Ах, я вижу, ты читаешь желтую прессу, — усмехнулся её отец. — А я-то думал, что ты надежно ограждена от мирской суеты в своей башне из слоновой кости.

— Желтую прессу, я, конечно, не читаю, однако от очередей в кассу супермаркета спрятаться мне негде. Да и работать в академическом издательстве, согласись, — отнюдь не то же самое, что вести образ жизни анахорета.

— Несмотря даже на то, что ты трудишься во вражеском стане, я рад, что в конечном итоге ты все же решила следовать по моим стопам, — произнес Шон. — Пусть ты и не унаследовала мой талант к сочинительству, для меня главное — что ты разделяешь мою любовь к его величеству Слову…

— Извини, Шон, я очень спешу, — нетерпеливо перебила его Кэссиди, зная, что отец способен разглагольствовать едва ли не часами, прежде чем перейти к делу. А в том, что звонил он по делу, никаких сомнений у неё не было.

— Неужто ты не выкроишь лишней минутки для родного отца? — с напускным огорчением спросил Шон. — Ты вся в свою мать пошла. Признайся, это не она тебя подбила…

— Мы уже неделю с ней не разговаривали, — отрезала Кэссиди, уже теряя терпение.

— Понятно — и это тем более убеждает меня в собственной правоте, усмехнулся Шон. — Она ведь звонила, чтобы предупредить тебя насчет Ричарда Тьернана, верно? Мне бы её не знать. Никогда не забуду тот ад, в который она превратила нашу жизнь. Да, наверняка твоя мамочка наплела тебе кучу небылиц про Тьернана. Неужели ты до сих пор веришь её россказням? Что она тебе наговорила? Что он псих и маньяк, что ему не место среди людей? Или он — из тех обаятельных, но жестоких личностей, которые находятся целиком во власти собственных пороков?

— Господи, да с какой стати? — возмутилась Кэссиди. — Похоже, Шон, ты уже вовсю работаешь над новым романом. Между прочим, — мстительно добавила она, — мамочка звонила лишь для того, чтобы поздравить меня с днем рождения.

В трубке воцарилось могильная тишина. Затем послышался сокрушенный голос Шона:

— Никогда не мог выучить все эти даты, черт побери.

— Я знаю, Шон, — тон Кэссиди смягчился. Все-таки ему опять удалось пробить её защитную броню. И почему она вечно прощает его вместо того, чтобы хоть разок проучить? — А почему ты считаешь, что мама могла звонить мне по поводу Ричарда Тьернана?

— Понятия не имею, — ответил Шон. И тут же голос его потеплел. — Кэсс, солнышко, я очень хочу тебя видеть.

— Зачем?

— Зачем? — эхом откликнулся он. — Я ведь с прошлого лета тебя не видел — с тех пор, как ты в Хэмптонз приезжала. Я по тебе соскучился. Годы идут, а я ведь не вечен…

— Оставь это, Шон, — досадливо поморщилась Кэссиди. — Мы виделись на Рождество, и ты это прекрасно помнишь. Да и на немощного старца ты отнюдь не похож, так что смени пластинку. Говори прямо — что тебе от меня нужно?

— Я хочу, чтобы ты ко мне приехала, — сказал он, мгновенно меняя интонацию. — Пообщаемся немного, да и в твоих профессиональных навыках я очень нуждаюсь…

Кэссиди расхохоталась.

— Помнится, ты сам сказал мне, что всех литературных редакторов нужно выстроить перед стенкой и расстрелять.

— Ты ведь не простой редактор, Кэсс, и ты это отлично понимаешь. Позволила бы мне хоть словечко замолвить, и не пришлось бы тебе торчать в такой дыре…

— Я очень люблю Балтимор, Шон, и мне здесь очень хорошо.

— Приезжай ко мне, заинька. — В голосе её отца зазвучали льстивые нотки. — Тебе ведь отдохнуть надо. Да и в отпуске, наверное, давно не была. Мабри тоже без конца о тебе спрашивает. Она так за меня переживает, глупышка.

Кэссиди навострила уши — неясная тревога, мучившая её с первой же минуты их разговора, вдруг вгрызлась в её нутро острыми зубами.

— А почему она переживает?

— Да простуда никак не проходит, — небрежно ответил Шон. — Я все твержу ей, чтобы не говорила глупостей, но Мабри не унимается. Это она настояла, что я должен тебе позвонить.

Что ж, этому Кэссиди уже готова была охотно поверить — Шон никогда не звонил кому-либо по собственной инициативе.

— Признайся, — спросила она. — Зачем я тебе на самом деле понадобилась?

— Ну ты у меня просто Фома неверующий, — рассмеялся её отец. Приезжай… пока не поздно.

И в трубке послышались короткие гудки. Кэссиди хмуро уставилась на нее, моргая ресницами. Затем со словами: "Лишь бы выпендриться, заразе!" повесила трубку.

Нет, больше на его штучки она не поддастся. Прежде Шон — умелый манипулятор — всегда добивался от неё того, чего хотел. Кэссиди не спроста так старательно отгородилась от него — духовно и физически. Шон был ненасытен — он поглощал с потрохами любую личность, имевшую неосторожность сколько-нибудь сблизиться с ним; во всяком случае — личность, воля которой уступала его собственной. Кэссиди с превеликим трудом удалось завоевать свою независимость, которую она теперь старалась блюсти как зеницу ока.