Под русским знаменем

 концу обеда общее нетерпение достигло крайних пределов. Дорога была всем русским людям каждая живая весть, приходившая с поля брани. Газетные корреспонденции и телеграммы казались в сравнении с письмами менее интересными уже хотя бы потому, что в них всё-таки была значительная доля выспренной напыщенности, да и быть в них не могло таких подробностей, какие всегда содержали в себе частные письма.

Отец Пётр, исполнив долг радушного хлебосольного хозяина, решил, что теперь настала пора удовлетворить и любопытство своих гостей. Марья Даниловна уже передала ему письмо сына, и он, когда подан был кофе, надел очки, откашлялся и громко сказал:

— Ну-с, приступим!..

Он начал читать громко, внятно, как бы отчеканивая каждое слово. Все в небольшой зальце так и замерли, стараясь не пропустить ни одного выражения, ни одной подробности. Для гостей отца Петра это письмо имело особенный интерес. Все они хорошо знали Сергея Рождественцева; многие помнили его ребёнком. Лукомцев и Поспелов, да и сам отец Пётр, бывший законоучителем в местной гимназии, восемь лет видели его изо дня в день; на их глазах развивался этот мальчик в юношу, создавался его характер; на их же глазах Сергеем овладел мощный порыв, приведший его, лучшего ученика гимназии, простым солдатом в ряды русских войск. А Марье Даниловне и говорить было нечего; она уже наизусть знала письмо сына, но это не мешало ей жадно вслушиваться теперь в каждое его слово...

«Милая дорогая матушка, — писал Сергей, — чувствую я, что много виноват перед тобой; слишком редко стал я писать тебе, но не меня вини в этом. Наша дивизия находится в постоянном передвижении. Переходим с места на место по Румынии, и положительно в это время не выдавалось свободного часа присесть за письмо к родимой моей старушке. Писать же урывками не хотелось. Столь много совершается перед глазами событий, столь много новых впечатлений переиспытано, что для рассказа о них требуется время и время. Теперь мы как будто стали на одном месте, надолго ли — не знаю. Дальше идти некуда; перед нами Дунай, а за ним на другом берегу турки. Но прежде чем рассказывать тебе обо всём, что здесь происходило, спешу я тебя успокоить. Я, слава Богу, совершенно здоров. Скажу более: несмотря на все лишения и напасти, которые пришлось мне перенести во время походов, моё здоровье окрепло, закалилось. В молодце-солдате, каким, не хвастаясь, скажу, успел я стать, никогда бы ты, матушка, не узнала своего слабенького, хилого гимназистика Серёжу. Чувствую я, что даже физически сильным становлюсь: мускулы сами собой развиваются, и прежнюю мою хилость как рукой сняло! Ем я так, что мне теперь пятка прежних обедов на один раз мало. Когда это бывало, чтобы я гречневую кашу ел? Разве со сливками, как лакомство только, а теперь мне её только подавай. Удастся если приправить топлёным говяжьим жиром — ладно, а нет его, так щами пустыми польёшь да и ешь так, что за ушами трещит. Прежде, мамочка, я и от сладенькой булочки отворачивался, а теперь только бы чёрствых солдатских сухарей побольше; размочишь их и за милую душу сжуёшь!»

— Здорово! — прервал чтение отец Пётр. — Вот оно как! Каша без масла да чёрствые сухари!

— Просто, Марья Даниловна, удивляться нужно этой перемене! — заметил Лукомцев. — Я бледным, зелёным, простите за выражение, чахлым юношей помню Сергея, а теперь...

— Всё воздух и постоянный моцион, естественная, так сказать, гимнастика, укрепляющая юное тело, — перебил Фому Фомича отец Пётр и прибавил: — Однако будем продолжать наше чтение...

«Теперь, родная моя, когда ты успокоилась за меня, прочитав эти мои строки, постараюсь рассказать тебе о нашем житье-бытье и прежде всего передать тебе одну трогательную сцену, которая умиляет теперь многие наши солдатские сердца. Я писал тебе о посещении Великим князем главнокомандующим Галаца, Браилова и Рени, где он осматривал только что возведённые нашими сапёрами береговые батареи. Тогда ещё турки жестоко обстреливали со своих броненосцев великокняжеский поезд, приближавшийся к Браилову. Так вот, Великий князь, когда прибыл в Рени, был встречен полками «отцом и сыном». Это Камчатский и Путивльский пехотные полки. Первый из них покрыл себя под Севастополем славой, и из остатков его был потом организован Путивльский полк. Когда наступила война, оба полка совершенно случайно встретились в одном пункте. Так у нас и говорили, что сошёлся «отец» с «сыном». Это же выразил и Великий князь главнокомандующий, сказав в Рени путивльцам, что «отцы и дети поддержат славу своих дедов». Не трогательна ли, матушка, эта встреча! Камчатский полк, славный «отец», кровью своей отстаивавший достояние своей матери России, когда теперь гремит военная гроза, предстал перед своим августейшим вождём бок о бок со своим «сыном», как бы направляя его по пути к новым славным победам. Не знаю, как других, а меня эти «отец» и «сын» привели в глубокое умиление...