Под русским знаменем

Шуми, Марица, кровью текущая,Рыдай, вдова, тяжко израненная,Вперёд идёмте, друзья-воители,Перейдём Дунай со всеми силами.Идём, идём! Вождь наш!Раз, два, раз! Идём, дружинники!

Герой-лев нас ведёт,Знамя со львом вещает победу.Взгляните, притеснители, на вождя нашего,Послушайте, как поём мы песнь победную!Трубы затрубили, вперёд, вперёд!Идёмте, друзья-воители!Идём! Идём! Идём!

С острым окровавленным мечомВождь наш идёт вперёд.Перед ним бой грохочет,За ним идут храбрецы-дружинникиРади свободы своей родины!

При окончательном сформировании ополчения Петко Гюров попал в третью дружину, которой командовал майор Калитин, уже известный своей храбростью по Туркестану, где он был до того. Вместе с дружиной пришёл Петко в несчастный город, бывший его родиной. Слёзы радости и умиления невольно полились из его глаз, когда увидел он Тырново... Теперь это был не город рабов, а столица свободных болгар. Уже не придётся более туркам бесчинствовать на берегах Янтры. Всё для них теперь кончено. Отошло их время. Как пришли русские, совет лучших тырновских граждан вступил в управление городом. Русским гражданским губернатором Болгарии назначен был князь Черкасский[48].

Трудно представить, что было в Тырнове. Горожане, как только могли, выражали свой восторг, свою радость при виде «матери будущей болгарской военной силы», как называли тогда ополчение. Что-то стихийное проявлялось в этом восторге, и ополченцы не успевали отвечать на объятия, поцелуи, крики приветствия.

Когда третья дружина проходила по улицам Тырново, Петко кто-то окликнул. Голос был детский, тонкий. Петко оглянулся. Густая толпа провожала колонну. Никого знакомого юноша не увидел. Он подумал, что ослышался, и перестал думать об оклике.

Под вечер, когда дружина разместилась в отведённом ей помещении, молодой болгарин отпросился у своего начальника в город. Гюрову хотелось взглянуть на то место, где стоял когда-то его дом, где жила счастливая его семья — отец, мать, братья, сестрёнка. Юношу отпустили. Чуть не бегом бросился он на окраину христианского квартала. Вот-вот то место, где увидел Петко впервые Божий свет. Пустое оно. Следа нет какого бы то ни было жилья. С землёй сравняли турки целый ряд болгарских домов, сперва вырезав всех их обитателей, которых заподозрили в сочувствии русским. Петко уже побывал здесь после того, как пришло известие о гибели его семьи. Тогда здесь ещё оставалась груда обгоревших брёвен, а теперь всё было чисто; только густо разросся кустарник на месте пожарища.

Петко стоял около этого места, где пролилась кровь дорогих ему людей, и плакал. Тяжёлые, грустные воспоминания нахлынули на него. Он не удержал глухих рыданий, уверенный, что здесь он один и никто не увидит его слёз.

— Петко, Петко! — вдруг раздался детский голос, тот же, что окликал его на улице.

Юноша вздрогнул от неожиданности и обернулся. Позади него, спеша к нему, бежал, весь запыхавшись, мальчик лет двенадцати — не более. Он был весь в лохмотьях, но лицо его так и дышало горделивым воодушевлением.

— Петко, Петко мой, здравствуй! — кричал он по-болгарски. — Я в городе видел тебя и звал. Я верил, что ты непременно придёшь сюда.

— Лазарь! — воскликнул, кидаясь мальчику навстречу, Гюров. — Лазарь, брат мой! Не из мёртвых ли воскрес ты?

Он приподнял мальчугана и крепко-крепко прижал его к груди. Лазарь отвечал ему бесчисленными поцелуями. Слов у них не было, чтобы выразить в эти мгновения свои чувства. Слёзы, рыдания и поцелуи заменяли их.

Лазарь приходился двоюродным братом Петко. Гюров, когда был в Тырново до вступления в ополчение, никого не видел из семьи дяди. Однако он узнал, что дядя со своими успел убежать в горы. Перед самым объявлением войны один из беглецов, явившийся в Кишинёв из Тырново и тоже записавшийся в ополчение, рассказал Петко, встречаясь с ним, что турки поймали Косовых — такая была фамилия его дяди. Самого старика посадили на кол, остальных или зарезали, или повесили. Гюров был уверен в гибели всех, и теперь внезапно появившийся Лазарь представлялся ему выходцем из могилы.

— Ты жив! Жив! — безумно радовался Петко. — А твой отец? твоя мать?

Лазарь отвернулся и коротко ответил:

— Погублены все!

Несколько секунд прошли в молчании. Потом Лазарь вдруг кинулся Гюрову на грудь и судорожно зарыдал.