Под русским знаменем

Вдруг в Плевне завыли турецкие сигнальные рожки, и перед истомлённой боем, усталостью, жаждой горстью русских воинов выдвинулись восемь таборов свежих, не бывших ещё в бою турецких войск. Наступало решительное мгновение, Осман-паша готовился раздавить столь мешавшую ему в этот день горсть русских смельчаков. Скобелев вызвал на третий гребень остававшиеся в его последнем резерве три с половиной курские роты, а пока они спешили на помощь к своим товарищам, турецкие таборы подошли уже без выстрела, не обращая внимания на картечь двух русских орудий, совсем близко к защитникам позиции. Грозно было это движение суровых воинов Османа-паши. Они шли без крика, в полном молчании. Вот-вот эта живая масса раздавит русских удальцов! Но когда турки были не более как в двадцати саженях, Михаил Дмитриевич поднял одно звено своей стрелковой цепи и приказал ему ударить на турок в штыки. Это было дерзостью: звено — всего четыре солдата!.. Но Скобелев знал, что делал. Ему нужно было только показать. К кинувшимся смельчакам присоединились их соседи; раздалось «ура!», и на него, как эхо, ответило «ура!» подоспевших последних курских рот. С львиной храбростью кинулись куряне на турок, врезались в их гущу. Начался штыковой бой, и турецкие таборы, не выдержав натиска, ударились бежать в Плевну. Разгорячённые боем куряне бросились вслед за ними. Много турок легло тут под русскими штыками. Отчаянные удальцы преследовали неприятеля буквально по пятам и следом за ним ворвались в Плевну...

Только тут турки опомнились и, поддержанные свежими таборами, повернули на курян. На улицах Плевны закипел было ожесточённый бой. Куряне попали под перекрёстный огонь, но едва-едва удалось отозвать их обратно...

Скобелев отвёл свой отряд на третий гребень. Зелёные горы были и остались во власти русских...

День уже клонился к вечеру, темнота окутывала собой поле ожесточённой битвы. Около Плевны стихали выстрелы. Скобелевцы по-прежнему держались на Зелёных горах, не уступая ни пяди отбитой у врага земли...

Получены были известия, что Гривицкий и Радишевский отряды отбиты; тотчас после этого в скобелевский отряд пришло приказание князя Шаховского о немедленном отступлении...

Скобелев продержался на Зелёных горах, пока не были подобраны казаками все раненые, и лишь после этого отошёл непобеждённый превосходным неприятелем, которого он в течение целого дня имел против себя в этой прославившей русских воинов, хотя и закончившейся неудачей, битве...

XXI

ЛОВЧИНСКЛЯ П0БЕДА

елёные горы — первое в эту кампанию сражение, где Михаил Дмитриевич распоряжался самостоятельно, — открыло на него глаза всем, ведавшим судьбами войны.

Продержаться целый день с казаками и одним только батальоном пехоты против превосходящих сил Османа-паши, и не только продержаться, но и нападать на эти силы самому — было величайшим подвигом...

Ночь после «второй Плевны» была в полном смысле этого слова ночью ужаса. Мрак опустился над полями битв совсем неожиданно. Разгорячённые и увлечённые борьбой люди даже не заметили, как окутала их ночная темнота. Передвигались, отходя обратно, «на ощупь». Были отряды, заночевавшие под самой Плевной...

Турки не кинулись вслед отходившим от Плевны русским; они, тоже изрядно измотанные, так и остались сидеть в своём грозном логовище, и это приписывается тому, что Осман-паша чувствовал над собой угрозу со стороны Зелёных гор...

А за Зелёными горами на дороге, по которой отходили герои куряне и казаки, сидел под грушевым деревом Михаил Дмитриевич, и глаза его были увлажнены слезами. Да, слезами! Китель его был испачкан, изорван, окровавлен. В течение всего этого дня над Скобелевым постоянно витала смерть. В самых опаснейших, осыпаемых градом турецких пуль местах видна была белая фигура молодого генерала, со сверкающими глазами, с высоко поднятой головой. Словно вызов врагу, реял над Скобелевым его красный значок с буквами «М. Д. С.». Вокруг него падали верные боевые товарищи, поражённые турецкими стрелками. Сложил голову его верный джигит Назар, под Скобелевым была убита лошадь, но сам он оставался невредимым. Когда во время боя пробовали говорить ему об убыли в отряде, он только грозно сверкал очами, а когда бой кончился, плакал, не скрывая слёз, о жертвах боя, о бесчисленных раненых, длинной вереницей проносимых мимо него... Он не думал о том, что именно этим днём начинается его великая слава, что после этого целого дня отчаянно-ожесточённого боя загремит повсюду в русских войсках весть о Белом генерале, он помнил только то, что ему приходится уходить, не сокрушив врага...