Но Сигурд, всецело поглощённый любовью, не слушал его, весело отмахиваясь.
И бузило, роптало войско. Утешало лишь, что может на обратном пути, конунг разрешит совершить набег на земли Галлии, Бретани, Англии или Ирландии. Ведь не с пустыми же руками в самом-то деле, без славы и добычи, им возвращаться домой?!
Из Коимбры, встревоженный долгой стоянкой викингов на его землях, прибыл граф Галисии Раймундо Бургундский, приведя с собою сотни рыцарей, тысячи пехоты и большие отряды лучников и арбалетчиков.
Два правителя, соблюдая этикет, на котором настоял Бернард, встретились как раз посередине моста через речку Уллу, но граф был верхом, а Сигурд, возненавидевший верховую езду, пешком. И заносчивые и гордые галисийцы и бургундцы, восприняли это как поражение короля Норвегии, что он унижено кланяясь, пришёл к их правителю.
Но Сигурду и его норвежцам, далёким до церемониала, было плевать на это. Вот кто из них в схватке останется жив, тот и победил. Это они ценили больше всего, в людях и в себе.
Поговорив о делах и погоде, об урожае и долгом пути из Норвегии в Галисию, о богоугодном деле – паломничестве в Святую Землю, которое должны совершить все христиане, граф Раймундо, узнав о предстоящей свадьбе, повеселел, и решил в честь такого события, провести турнир.
«Турнир, так турнир, – подумал Сигурд, – лишь бы поскорее свадьба. Надеюсь, этот граф поторопит Эмилио».
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
С восхищением смотрели норвежцы на поединки кабальеро, как в клубах пыли, несутся они друг на друга, выставив копья, как разлетаются и гнуться щиты, как валиться наземь побеждённый, а победитель получает приз. Не было среди них никого, кто мог бы вот так же, прочно сидя в седле, сразиться с искусными рыцарями. И закусил от обиды губу Сигурд, гневно сжал он кулаки, когда насмехаясь, вызывал кого-то из них на поединок знатный кабальеро Эгас Гонсалес. И слышал Сигурд обидные насмешки, свист, унижающие крики. И видел улыбки на лицах графа Раймундо и сеньора Эмилио, на лицах всех присутствующих здесь галисийцев.
И встал тогда со своего места монах Бернард, желая снова завоевать сердце Сигурда, овладеть его помыслами, подчинить себе его волю.
– Я пойду, во славу твою конунг! На всё воля Божья!
Громкими, одобрительными криками приветствовали норвежцы вызвавшегося поединщика, и хоть он был не из их среды, но он проделал путь вместе с ними до этой земли, и его уже можно было считать своим.
Старый и опытный Видкунн, придирчиво осматривал коня, выделенного для Бернарда, проверял упряжь, пока Айнис Холодный и Орм Кюрлинг натягивали на монаха доспех.
Пронзительно заревели трубы герольдов, и Сигурд, а с ним и все норвежцы, с замершими сердцами смотрели на несущихся во весь опор всадников. Удар! и жалобно заржав, встал на дыбы конь Бернарда, и повалился монах в пыль, и кинулись к нему Айнис и Орм. А Эгас Гонсалес победно потрясал копьём.
– Он ранен! – воскликнул Сигурд сын Храни, и действительно, к малому, но всё же удовлетворению норвежцев, Эгас Гонсалес шёл за призом покачиваясь, и кровь струилась по его руке, капая на землю.
– Что с Бернардом? – спросил Сигурд у подбежавшего Айниса.
– Жив, но оглушён. Видимых ран нет, возле него сейчас Тогви Знахарь.
Радостными, оглушительными криками приветствовали галисийцы и бургундцы победу своего бойца, и сгорали от стыда норвежцы.
Но к их гордости и радости, к гневу и злобе галисийцев, в стрельбе из лука всех превзошёл Тойво Охотник, а в поединках на мечах полную победу одержал Даг сын Эйлива.
Потом были состязания поэтов, и как норвежцы, не поняли цветистых песен знаменитых трубадуров из Прованса, так и галисийцы ничего не поняли из вис, рассказанных Эйнаром сыном Скупи и Халльдором Болтуном.
Была среди присутствующих и Эрмесинда, и Сигурд подозвал к себе Орма Кюрлинга.
– Ты знаешь песню, где бы звучала могучая сила и вера в волшебство женской добродетели, единственной утехи мужей, где бы звучало восхищение красотой женщины, которая когда твёрдо любит, выносит все невзгоды, удары судьбы и смерть, рядом с избранным супругом?
– Твои слова конунг, уже сами как песня… – Орм немного подумал, – знаю, слушай.
Обладавший цепкой памятью, Сигурд намертво запомнил вису, и под одобрительные крики норвежцев, вышел на ристалище. Смотря только на любимую Эрмесинду, только на неё одну, он громко пропел:
Эрмесинда тоже ничего не поняла из слов конунга, но сердцем уловив, что это хорошие слова, зарделась от удовольствия, и под гневными взорами отца и своего брата Родриго, протянула Сигурду свой шёлковый платок, снятый с головы.
Сигурд с восторгом принял дар и нежно прижал к губам.