Под сенью проклятия

Здешний Кириметьев храм по размерам был велик — наш, шатрокский, рядом с ним гляделся бы сараюшкой. Островерхая крыша рогом поднималась над рощицей святых берез, высоченная, крашенная в красный цвет и увитая резьбой по краю. Сруб для храма сложили из гигантских сосновых стволов, а дверь, порог и приступку, как положено, сладили из березовых досок. Толстых, светлых, уже перекосившихся от жары — березовая доска сохнет криво, вечно коробом идет.

На то береза и святое дерево, чтобы не позволять топтаться по себе, не ложиться послушно под человеческую ногу. В обычной избе из березы только лучины ладят. Да и те слишком быстро сгорают, не в пример сосновым.

Я толкнула дверь — она оказалась не заперта, отворилась со скрипом. Внутри был полумрак, от семи малых окошек, прорезанных под самой крышей, света падало мало. Да и вечерело снаружи.

Глерду я разглядела не сразу, она притаилась в углу храма тихой мышью. Завидев меня, кашлянула, сделала несколько шагов к середке, туда, где стоял цельный березовый пень, укрытый алой тканью в золотом шитье — трон для Киримети-кормилицы на случай, если богиня, устав бродить по земле, захочет в своем доме передохнуть.

Я пробормотала:

— Подобру.

Ведьма вскинула руку, сказала:

— Тихо, Полеша, эта та, кого мы ждем.

За спиной раздался шорох, березовые полы скрипнули, и я тут же обернулась. В правом углу за дверью, в сумраке, блеснули чьи-то глаза.

— Он со мной. Поди сюда, госпожа Триша. — Глерда мягко повела рукой в сторону. — Садись на скамеечку.

За Кириметьевым сиденьем и впрямь стояла скамья. На неё кто-то загодя поставил ковш с водой, и горшок, укрытый крышкой.

— Воду сливать будете? — Понятливо спросила я. — А не боитесь? Аксея-то не выжила.

Она чуть шевельнулась.

— За беспокойство спасибо, конечно. Но нам, ведьмам, привычно со смертью впритирку ходить. На границе было куда опаснее, а я там не один год провела. И потом, в отличие от Аксеи, я в воду буду смотреть через щит. Садись.

И я села.

Дело свое Глерда сделала быстро. Воду слила в горшок, попутно окропив мою голову. Потом достала узелок с солью, насыпала в мою больную ладонь целую пригоршню — и бережно приняла высыпанное на расшитый плат. Увязала, сунула в длинный рукав.

У меня опять заныла усохшая рука. Только не с устатку, а от тревоги. Разговор нам предстоял долгий. О многом мне хотелось спросить госпожу Глерду.

— А теперь поговорим, госпожа Триша. — Сказала она. Как будто услышала мои мысли. — Того, кто стоит у двери, ты не бойся, Полеша наш человек. Постоит молча, приглядит, чтобы нам не помешали. Про то, что королевишна обвинила тебя в убийстве Морисланы, я уже знаю. Но потом тебя водили к королю — а там ушей у меня нет.

Я встала со скамейки — нехорошо сидеть, когда немолодая баба рядом стоит — и выложила все. Лишь про наши с Ершей разговоры умолчала. Ведьма чуток подумала, отозвалась:

— А мы в Ведьмастерии все гадали, зачем король-батюшка выспрашивал у госпожи Аленьши, как действуют на нерожденных младенцев проклятья. Стало быть, Досвет уже знает, что ты ходила в покои Граденя.

Вот и настало время, чтобы спросить. Я подбоченилась, глянула построже — пусть не думает, что я девка простая, всякое вранье стерплю.

— А скажи-ка, госпожа Глерда, почему король не знает, что вы, ведьмы, убийцу его сына поймать хотите? Только не говори, что это не мое дело. Я ведь могу и в ту дверку стукнуть, по которой птицы порхают. Она отсюда недалече, сама знаешь.

Ведьма замерла.

— Как твоя деревня называется, госпожа Триша? Спрашиваю, чтобы знать, где такие наглые девки вырастают. И по дуге ту деревню объезжать, если что.

Я от тех шуточек только зубы стиснула.

— Шатрок моя деревня зовется, госпожа Глерда. Только какими бы наши девки ни были, ваши из Ведьмастерия их везде обойдут.

Да ещё и подметки им на ходу оторвут. Думаешь, не понимаю, что в покоях Граденя никто убивца не ждет? Врала ты мне, госпожа Глерда. Без согласия короля ту засаду не устроить, поверх один, дверь соседняя, а за створкой жильцы бдят. Помнишь, как сама говорила — из кремля ни ногой, это опасно? Выходит, ждешь, когда убивец сам меня отыщет. А я у тебя как червяк на веревице, на которого рыбку ловят. Только червяк на рыбалке рыбу редко переживает. Заглочен крючок, ушел червячок. Вот я и спрашиваю, пока ещё жива — почему король не знает об этом?

За спиной у меня кто-то хрюкнул. Полеша смеется, сообразила я. Глерда в его сторону даже не глянула.

— Если ты кому-нибудь проболтаешся о том, что сейчас скажу, госпожа Триша, худо будет всем.

— У меня тоже умишко есть. — Твердо ответила я. — Меня саможорихой пугали, а я смолчала — и про тебя, и про убивца моего отца. Если увижу, что говоришь правду, не разболтаю. Будь спокойна.

Глерда вскинула голову.

— В одном ты права — засаду в покоях Граденя нет смысла делать. Стены они и есть стены, зачем их сторожить. Помнишь, что случилось с бывшей служанкой Морисланы, Парафеной?

Я нахмурилась, но кивнула. Как не помнить. Хотя и тут кое-что не вязалось. но об этом потом.

— Из того случая с Парафеной мы поняли, что кто-то сует нос в тайны, что хранила Морислана.