Под солнцем Мексики

Один из лесничих на квадратном километре насчитал четыреста спирально закрученных деревьев. Девяносто шесть процентов этих деревьев, как правило, оказывались закрученными в правую сторону. То же направление было установлено и у альпийских елей в Пайковском национальном заповеднике в Колорадо. Там 85 % деревьев заповедника также закручены слева направо. Старые яблони в садах многих районов северной части Латинской Америки закручены почти всегда направо.

Это преобладание правого направления в северном полушарии заставило предположить, что скрученность деревьев объясняется влиянием центробежного действия силы вращения Земли. Некоторые данные подтвердили это предположение. Но в северном полушарии не всегда сохраняется правое направление. Например, на побережье штата Вашингтон в США у елей обнаруживают скрученность слоев справа налево только у 25 % всех деревьев. У кленов с твердой древесиной спираль направлена здесь чаще всего слева направо.

Установлено, что скрученность деревьев чаще наблюдается на каменистой почве, в трудных климатических условиях, заставляющих деревья вести суровую борьбу за существование. Поэтому одиночные деревья, растущие на открытых местах, обычно закручены туже, чем защищенные от ветра деревья, произрастающие в гуще леса. Замечено, что в скалистых горных районах на уступах скал, где преобладают сильные ветры, деревья тоже перекручены.

Известны случаи, когда спиральная закрученность деревьев оказывается полезной. Так, например, первые поселенцы Америки специально отыскивали деревья со спиральной перекрученностью в левую сторону. Плуг, изготовленный из такого дерева, переворачивал землю налево. Чем туже была спираль, тем прочнее оказывался плуг.

В феврале 1965 года в Московском выставочном салоне были экспонированы замечательные скульптуры Коненкова из перекрученных деревьев. Есть деревья с перекрученными направо стволами и в парке возле Адмиралтейства, около памятника Пржевальскому в Ленинграде.

ВЕРАКРУС!

Дорога Мехико Веракрус пролегает через столь интересные места, что я, право, сожалел, когда наше путешествие подошло к копну.

Мы достигаем самого края гористой Восточной Сьерры Мадре, достигающей двух тысяч метров высоты. Над ней взметнулись в небо вулканы, вершины которых убелены вечным снегом. Это Орисаба (5582 м) и Кофре де Пероте (4092 м). Оба вулкана считаются потухшими. Последнее извержение произошло в 1545 году.

Прибрежная равнина как бы отгорожена высокой ширмой и бережливо хранит влагу, вторгающуюся сюда с океана. Словно в теплице, средняя температура наиболее теплого месяца года достигает 27°, а самого холодного — 21°. О снеге здесь не имеют понятия. Около одной трети года льют дожди. Осадков выпадает за год 1623 миллиметра. Высокие температура и влажность создают все условия для произрастания тропической растительности. Там весьма обычны дынные деревья, кокосовые пальмы, авокадо, деревья кофе и какао.

Население возделывает кофе, хлопчатник, табак, кукурузу, сахарный тростник, лекарственное растение сассапарель.

Сборщики сассапареля находят его в густых тропических лесах, по берегам рек и болотам. Ценны только корни. Само растение относится к семейству лилейных. Вьющиеся растения с листьями, собранными в зонтики, и ягодами содержат кристаллическое вещество париглин — сильнейшее потогонное средство, применяемое при лечении разных болезней, в том числе сифилиса.

Перед нами на горизонте появляется сверкающий электрическими огнями Веракрус, а за ним — темно-фиолетовая полоса Мексиканского залива. Небо еще пылает оранжевыми кострами облаков, но это последние отблески спрятавшегося за океан солнца.

Грифы, нехотя уступая машине путь, набирают высоту, распластав метровые крылья. На шоссе все больше становится автобусов, погонщиков мулов с поклажей и стеблями сахарного тростника, велосипедистов, пешеходов, спешащих до ночи добраться в город.

Всегда при въезде в большой город появляется смутная тревога. Далекий путь в машине с мексиканскими друзьями кажется куда уютнее незнакомого Веракруса.

Мы проезжаем по полутемным улицам с низенькими домишками. Здесь прохожие одеты скромнее, чем в столице, много детей, играющих в мяч возле домов. В окнах свет от ламп позволяет видеть внутреннее убранство жилищ, как бы раскрывающих скрытую тайну уклада жизни их владельцев.

Но вот на смену домам окраины перед нами встают залитые светом широкие улицы центра. Машины тут движутся по три в ряд. Между ними снуют велосипедисты, пробираются мотороллеры. А на тротуарах, возле освещенных рекламой окон, мелькает пестрая толпа.

Мы попадаем в самый центр и подруливаем к многоэтажной гостинице. Портье подхватывает мои чемоданы и торжественно несет в просторный холл. Я прощаюсь с друзьями, устраивающимися у своих знакомых.

Портье оценивающим взглядом рассматривает меня, решая, какой номер я в состоянии оплачивать.

Узнав, что приезжий русский, он чему-то улыбается и спрашивает по-английски:

— Давно у нас не было гостей из Москвы. Вы прямо оттуда?

— Нет, из Мехико, а туда прилетел из Коломбо.

— Вы эмигрант?