Под солнцем свободы

Большинство считало, что войску следует отдохнуть один день, а потом ударить всеми силами на Тунюша.

Возражал только Исток. Воин до мозга костей, знавший порядки палатинской гвардии, он приходил в ужас, глядя на долину:

"Это стадо, - думал он, - а не воины".

В конце концов старейшины вняли его совету. Истоку разрешили отобрать лучших воинов, а остальных распустить по домам.

Когда совет закончился и решение было принято, в круг старейшин неожиданно въехал на тощем гуннском коне старый гунн.

Ненависть и злоба охватили всех. Гунна встретили грозные взгляды, нахмуренные брови, недобрые лица.

- Как я поклялся, так и будет! - прокричал всадник.

Вопль удивления вызвал эти слова.

А всадник уже повернул коня, взвился рыжий чуб, мелькнули штаны из козьей шкуры, и гунн галопом выскочил из града.

Старейшины, подняв руки, громко приветствовали его, желая удачи. Они узнали во всаднике Радована. Но тот даже не оглянулся. Он лишь взмахнул лютней, склонился к конской шее и помчался по долине.

- Вот так придумал, вот так придумал! - переходило из уст в уста. Разве его узнаешь теперь? Боги да помогут ему! Храни его Святовит!

Лишь около полудня зашевелился людской муравейник вокруг града. Драгоценными камнями сверкали в серо-бурой толпе шлемы Истока и славинов из Константинополя. Вскоре толпа разделилась. Воздух потрясли воинственные крики:

- На гуннов! На гуннов!

15

Войско, после победы жаждавшее крови, в тот же день хотело прорваться сквозь ущелье к Дунаю. Истоку с трудом удалось сдержать разбушевавшуюся стихию. И хотя он отобрал лучших воинов, они не послушались бы его, если б в дело не вмешались старейшины и не велели своим людям во всем подчиниться Истоку. Только тогда страсти понемногу улеглись. Старейшины, простившись, уходили домой. Толпа, вопя и приплясывая, постепенно рассеивалась в лесах. К вечеру в долине осталось около тысячи воинов под предводительством нескольких славинов, вымуштрованных под византийскими знаменами. Исток приказал воинам разобрать гуннских и антских лошадей. Воины надели на себя доспехи и шлемы, сколько их нашлось. Таким образом оказалось около двухсот вооруженных всадников. Исток ехал рядом с колонной, испытывая небывалую уверенность в себе и какое-то ранее неведомое сладостное чувство. Ремень под его подбородком был туго затянут. Отчетливо встала перед глазами далекая цель. Он весь погрузился в прекрасные мечтания.

Долина ширилась перед ними, просторную равнину заполнили воины. Повсюду сверкало остро наточенное оружие. Не было больше толпы, не было сброда. Настоящие, хорошо организованные сотни выходили из лесов и растекались по равнине. Вот сейчас, мечтал Исток, он взмахнет мечом, и войско тронется, под ударами копыт загудит земля, заклубится пыль, зазвенит сталь, воины хлынут к югу - а он помчится впереди. Взор его был устремлен вперед. "На Константинополь!" - гремит вокруг. "Месть!" восклицает сердце. "Свобода!" - пылает душа. Застонет освобожденная земля, вбирая кровь тиранов; порабощенные народы станут целовать следы его ног; над славинами на далеком востоке взойдет ясное солнце свободы. И под чистым небом лучи его озарят золотистые пряди мягких волос на голове Ирины.

Исток встряхнул головой, провел рукой по лбу.

- О мечты, прекрасные мечты!

Огромное войско исчезло, перед ним был всего лишь небольшой отряд отборных воинов. И далеко-далеко впереди маячила заманчивая цель. С пылкими словами обратился Исток к людям, а потом велел всем отдыхать. В полночь от лагеря отделился и поскакал вдоль речки маленький отряд. Не светились шлемы в ночи, доспехи не стягивали грудь воинов. Тени резвых коней бесшумно скользили по траве. Это Радо с несколькими юношами вышел в разведку к лагерю Тунюша.

С тех пор как он узнал о похищении Любиницы, не прояснилось его чело. Словно дикая рысь, стерегущая на дереве добычу, изнемогал он от желания помчать коня к Дунаю, нагрянуть на лагерь Тунюша и вырвать у гунна похищенную горлинку. Пока Исток смирял разбушевавшихся воинов, пока отбирал солдат, Радо стоял на валу, кусая губы и скрипя зубами. Не будь вера его в Истока безграничной, он бы кинулся к нему, сбросил с коня и крикнул толпе: "За мной! На гуннов!" Каждый час промедленья был для него мукой, каждый совет старейшин - страданием. Он затыкал уши, чтоб не слышать воплей и криков:

- На гуннов! На гуннов!

День, будто стоялая вода, не двигался с места. А когда отряд расположился на отдых у костров, Радо готов был броситься на спящих с кулаками:

- Вставайте! Позор славинам! Дочь вашего старейшины в плену у Тунюша, а вы спите! Позор! Вставайте, жалкие трусы, смойте с себя пятно позора! За мной! На коней! И ударим на гуннов!

Обхватив ладонями голову, он бросился на землю и рвал неверными руками зеленую траву...