Под тенью века. С. Н. Дурылин в воспоминаниях, письмах, документах

По благословению о. Алексея Мечёва она поехала за Дурылиным в первую его ссылку в Челябинск. А затем и в томскую, и в киржачскую ссылки. С тех пор не оставляла его одного. Дурылин специально занимался образованием Ирины, в чем значительно преуспел. С годами она стала не только его спасителем в бытовом плане, но и помощником, секретарем, доверенным лицом в ведении всех его дел с издательствами, редакциями и другими учреждениями. В Киржаче был оформлен в ЗАГСе брак с Дурылиным, необходимый для его прописки в Москве после ссылки и для утверждения ее статуса возле него для властей и окружающих советских людей. Церковного обряда не было, т. е. для верующих людей брак не считался заключенным. Свою жизнь Ирина Алексеевна полностью посвятила Сергею Николаевичу. Она жила его жизнью, его интересами. Кроме его благополучия, ей ничего не надо было. Писать свои воспоминания она начала по его просьбе, и писала на отдельных листках, что вспомнилось в данный момент, не заботясь об их целостности.

Воспоминания о Сергее Николаевиче Дурылине[186]

1920 год — первый год священства Сергея Николаевича.

Это был самый разгар в народе бедствий, болезней и голода.

Я устроилась работать в Москвотопе (отдел топлива). В нашем приходе на Маросейке была небольшая церковь [храм свт. Николая в Клённиках. — В. Т.

], в ней служил немолодой о. Алексей Мечёв и хромой псаломщик.

* * *

Батюшка, как все его звали, — отец Алексей Мечёв — очень хороший, подобрал себе штат священнослужителей, хороших проповедников с высшим образованием, и руководил ими. Совершались службы, особые, по древнему уставу, ночные богослужения для подкрепления и ободрения народа. Храм отапливался, и в него многие приходили не только молиться, но и согреться, ибо топлива в то время почти не было. (Только учреждения отапливали.)

Потом был организован кружок помощи бедным, беспомощным и больным. Каждую субботу выдавался паек, состоящий из продуктов, какие можно было достать. <…> Ходили «сестры» (так назывались состоящие в этом кружке женщины) по больным и немощным семьям. <…> Приводили в порядок комнату, а затем живущих в ней. Промоешь, бывало, стекла, вымоешь пол, наладишь топку печурки, обогреешь комнату, выстираешь, вымоешь; тифозно больных всех острижешь или обреешь, накормишь — и так посещаешь дня три, покуда кто-нибудь из больных не начнет вставать, чтобы ухаживать за лежащими. Как-то нас не пугало тогда ничего, и достаточно было одного слова батюшки: «Надо им помочь, и они поправятся», и шли с его благословения. А когда нужна была материальная помощь, то шла она от церковных доходов.

[В церкви] проводились назидательные беседы. <…> Занимались этим четыре священника и два дьякона. <…> 2 раза в неделю занимались с детьми. Сергей Николаевич часто читал детям, и они его очень любили. Но и взрослые, от рабочих и крестьян до докторов наук, любили с ним беседовать. <…> На беседах Сергея Николаевича Дурылина я познакомилась с ним. Мне очень нравилось, как он просто, все понятно говорил или читал. <…> Жилищные условия у него в то время были невыносимые: почти проходная 4-метровая комнатка никогда не запиралась, вечные стуки, ожидающие приема к батюшке люди, просьбы, слезы. <…> Он недосыпал, недоедал, был плохо одет, а если что и появлялось у него из одежды, то у него крали, например плед материн — он же служил одеялом. В комнате было холодно, и не столько тяготил его голод, сколько холод. <…> Сергей Николаевич был очень беспомощен, не приспособлен к жизни. <…> У него никогда не было ни гроша в кармане. Бывали случаи, когда Сергею Николаевичу давали или, вернее, совали деньги в руки, а то и в карман, но эти деньги он сейчас же отдавал первому подходившему к нему неимущему. Часто прихожане складывались и покупали священнослужителям то рясу, то подрясник, так как их одежда имела вид бедный, изношенный. <…> Люди они были совсем бескорыстные, и я помню, как мне не раз приходилось спасать от голодного обморока дьякона и священника С. Н. Дурылина. <…>

* * *