Под знаком Близнецов

Эх, далековато до города… пока приедут… Ранения в голову — вещь непредсказуемая. Бывает, человек слегка ударится виском, а через пару дней умирает. Зато я лично знаю парня, которому выстрелили в голову болтом из строительного пистолета. Железяка вошла точнехонько в мозг. Врачи пытались извлечь ее оттуда, но так и не смогли — побоялись, что после их вмешательства больной останется без железяки, зато совершенным овощем. Парень так и ходит с металлической штучкой в мозгу и превосходно себя чувствует. Он носит предсказуемую кличку Болт и не блещет умственными способностями. Правда, стоит признать, что он ими не блистал и до ранения…

— Потерпите, Альберт Николаевич. Все будет хорошо. Скоро приедут медики.

Глеб вернулся, и вместе с охранником мы перенесли садовника в дом. Не имело смысла тащить его на второй этаж — все равно потом его оттуда спускать санитарам на носилках, поэтому мы уложили Альберта на диван в гостиной, прямо под елочкой. Рядом в кресле уже сидела Катерина и прихлебывала чай, приготовленный заботливой Машей. Выглядела Гольцова гораздо лучше. Ничего, оклемается.

— Евгения Максимовна, я вызвала «Скорую». Сказали «ждите»! — отрапортовала Маша.

— Хорошо. Теперь приведите детей в дом. Глеб знает, где их искать.

Маша кивнула и вышла. Глебушка последовал за ней. Едва за ними закрылась дверь, я придвинула свое кресло поближе к Гольцовой:

— Ну что, Катя, вы по-прежнему считаете, что все в порядке?

Катерина закурила, прежде чем ответить. Наконец она откинулась в кресле и глухим голосом ответила:

— Конечно, я все расскажу.

И надолго замолчала. До чего же цепко эта женщина держится за свои тайны! Куда там бульдогам… Теряя терпение, я спросила:

— Это ведь алмазы там, на песочных часах? Это все из-за них, да?

Катерина кивнула.

— Они принадлежали вашему отцу? А теперь кто-то хочет их получить? Откуда у него алмазы, Катя?

— Он вывез их из-за границы в восемьдесят шестом году.

— В каких странах служил ваш отец?

— В основном в тех, которые принято называть странами третьего мира. Кампучия, Лаос… Последние годы своей дипломатической службы он провел в Мозамбике. Наша страна — тогда еще СССР — была очень заинтересована в том, чтобы эти страны зависели от нашей супердержавы и не попали в зону влияния США. Вы не удивляйтесь, Женя, что я разбираюсь в таких необычных вещах, но отец, выйдя на пенсию, часто мне рассказывал о своей службе…

Из рассказа Катерины я уяснила следующее. В 1970 году Иван Константинович Гольцов был молодым дипломатом, находящимся на пике карьерного роста. Начинал он, как водится, со стран социалистического лагеря, хорошо зарекомендовал себя и получил шанс попасть в капстрану — золотая мечта всех советских функционеров.

Гольцову сказочно повезло — его направили третьим помощником атташе не куда нибудь, а в Париж. Там Иван Константинович пристрастился к французской кухне и французским бульдогам — его совершенно очаровали эти умные и дружелюбные собаки.

И все бы хорошо… Но Гольцов, молодой и в ту пору неженатый, допустил классическую ошибку, которая стоила карьеры, а то и головы многим мужчинам, начиная с Марка Антония, так неосторожно попавшего под влияние Клеопатры. Гольцов влюбился.

Причем не в сотрудницу посольства — товарища по партии, а в иностранку. Да не в работницу обувной фабрики, а в певицу. И не в начинающую, а в знаменитую. В свое время имя этой певицы гремело наравне с Далидой и Мирей Матье. Певица была пышногрудой, зеленоглазой и рыжеволосой, и ей было приятно внимание молодого дипломата. На условности ей, как истинной француженке и роковой женщине, было плевать.

Конечно, долго продолжаться это не могло. Гольцов встречался с певицей тайком, дарил цветы и пел русские романсы, но жизнь в посольстве была устроена примерно так же, как в коммунальной квартире — всем было прекрасно известно, что у кого в кастрюле и под одеялом. Однажды ночью, направляясь на свидание, Иван Константинович был схвачен на улице двумя неизвестными в штатском. После укола в плечо Гольцов потерял сознание, а пришел в себя уже в Москве. Его вывезли самолетом под предлогом того, что молодой дипломат внезапно заболел и нуждается в срочном лечении на родине.

Гольцова допрашивали две недели, и впоследствии он очень не любил об этом вспоминать. Нет, дипломата не пытали — в конце концов, это был не тридцать седьмой год. Но те, кто допрашивал Гольцова, никак не могли поверить, что молодой дипломат променял перспективы блестящей карьеры в капстране на слегка увядшие прелести рыжей парижанки… Да и сам Гольцов не мог понять, что же на него нашло. Любовное безумие?

Певица находилась в разработке спецслужб — среди ее многочисленных друзей значился крупный военный чин, завербовать которого было мечтой советской разведки. А Гольцов со своими букетами и романсами едва не поломал всю оперативную игру. Самое смешное, что певица была давно и прочно завербована советской разведкой…