Подари мне мгновение

Сын спрашивает, где папа. Спрашивает каждый день. Синие глаза молчаливо интересуются куда же исчез человек, который так неожиданно и, возможно, вовремя, появился в его жизни. Марк боится, что Матвей исчез из-за него. Что это его вина. Из-за этого мне становится еще хуже. Ведь на самом деле это я виновата, отнюдь не мой маленький мальчик. Мысли, размышления, выводы у детей совсем другие, чем у нас, взрослых, ведь у них совершенно другой взгляд на жизнь. Возможно детский, но иногда до глубины души тонкий и точный. Поэтому только из-за Марка, из-за его переживаний, я бешусь сильнее, чем должна была бы, злюсь, ведь он не заслужил подобного. Поэтому я сама звоню его отцу.

— Привет, — здороваюсь, прежде чем Матвей успевает сказать "да". — Я знаю, что просила, чтобы ты больше не появлялся в нашей жизни, но Марк грустит. И, чтобы предупредить неудобства и тому подобное, возможно надежды, хочу сказать, что только Марк грустит. Не я.

На той стороне телефона слышно только молчание и на мгновение я боюсь, что Матвей бросит трубку. Я оборвала наши отношения, которые не успели начаться, рядом с садом. Что, если уже не хочет что-то исправлять?

— Привет, Алин. — Наконец слышу голос.

Становится как-то легче. Даже спокойнее на душе. Почему? Это плохой вопрос, на него лучше не искать ответа. — Рад, что позвонила. Если Марк грустит, я могу через несколько дней забрать его. Мы погуляем где-то, — трудно глотает, даже голос почему-то тихий, слабый.

— Ты заболел? — с тревогой, что кольнула сердце, спрашиваю. Прижимаю трубку ближе к уху, чтобы услышать каждое слово. Сердце начинает биться быстрее, ускоряться от волнения.

— Что-то типа того. — Слышу, как улыбается.— Осень, простуда и все такое ...

— О ... я не знала ... Я думала ты не ... звонил, потому что сердишься на меня, после ... эммм, разговора в саду. — Господи, кто эта девушка, что слов связать не может?

— Возможно я раздражен из-за этого, но не звонил совсем по другой причине.

— С Катей разбирался?— Вылетает изо рта раньше, чем успеваю закрыть саму себя.

— И с ней тоже!                     

— Ясно.                                                                                 

— Алин ...                                                                              

— Да? ...                                                             

— Мне жаль, ты должна понять меня, ведь я не жил жизнью монаха после... тебя. Пусть поступил с тобой ужасно, но все равно пытался строить свою жизнь, хотя и не хотел этого. Поэтому ... просто прости. Нас с Катей действительно ничего не связывает с лета.

Я молчу. А сердце трепещет. Верит. Душа вообще взлетает до небес, пролетает мимо серых, осенних туч и оказывается между голубой красотой, куда вероятно можно только ангелам. Руки начинают дрожать, на спине бежит пот, что выступает на коже из-за нервозности. Волнение распространяется по венам, течет вместе с кровью, заставляет ее стучать в висках с пульсом...

— Твой папа приходил. — Говорю тихо.                          

Дыхание Матвея ускоряется, становится тяжелым, словно он бежит куда-то, или сдерживает слезы.

— Я догадывался, что так будет. И за это прости меня. Катя ему устроила истерику, рассказала все ...

— Он действительно не знал о Марке? — Это важно.                                                     

— Да. Я ничего ему не сказал, ни тогда, ни сейчас.                                            

— Спасибо за правду.                                                      

— Не стоит! — Хотя не вижу Матвея сейчас, но четко представляю кривоватую улыбку на его лице, блеск синих васильков, которые пленили меня навсегда. — Я приеду через несколько дней.

Не прощаюсь, просто кладу трубку. Почему-то становится легче после разговора с бывшим, словно я сбросила груз с плеч. Даже чувствую эмоциональный подъем, поэтому решаю, что можно позвонить Александру Андреевичу и обсудить с ним встречу с его внуком. Но не успеваю набрать номер мужчины, как кто-то стучит в дверь квартиры, заставляя подскочить на месте от неожиданности. Видимо слишком глубоко ушла в себя.

Подхожу к двери и открываю.                                                    

Тимур.                                                

Господи! Ну неужели этот человек никак не поймет, что после его выходки — дорога к моему дому ему закрыта?

— Что ты здесь делаешь? — Рявкаю.                                         

Он опирается на косяк двери, улыбается дерзко и складывает руки на груди. Как и в прошлые наши встречи, он в рубашке, с золотой цепочкой на шее, с браслетом на руке, и ароматом терпкого кофе.

— Хочу поблагодарить! — бросает так лениво, будто кот после сытного обеда.

— За что же? — Тоже складываю руки на груди, отбросив темные волосы за спину.

— За увольнение, конечно же! Мне нужна была моя работа. Она, знаешь ли, приносила хороший доход.

— Если ты хороший программист, то найти другую работу не составит труда! Я не виновата, что с тобой не захотели работать!

— Не люди, Алина, а Олег! И в этом виновата только ты! Он — друг начальника, и он сделал все, чтобы меня наказали за то, что я имел смелость ухаживать за девушкой с которой меня же познакомил!

— Ухаживать? — не выдерживаю этой наглости. — Ты хотел изнасиловать меня!

— И почему же ты до сих пор не изнасилована мной? —Злобно бросает.

— Потому что пришел Матвей и спас меня? — Рявкаю.

— Ну и дура ты!! Я пытался объяснить тебе, что твой Матвей лгун, каких еще поискать надо! Пытался извиниться. Возможно где-то действительно перегнул палку. Но так откровенно радоваться моему увольнению, перебор!