– Так там же, наверное, переодетые сотрудники ходят, ты и не распознаешь никогда! – объяснила Катя.
– Да? Правда? А мне такое и в голову не приходило… – Лидка даже чуть приуспокоилась. Добавив наконец все ингредиенты, она хорошенько перемешала фарш руками и начала его яростно отбивать – этот ритуал был очень важен для самой Лидки и для ее котлет. Казалось бы, и рецепт был классическим и незамысловатым, без особых добавок, но Лидкины котлеты получались восхитительными и неповторимыми, видимо, из-за количества любви, в них вложенной. Лидка поднимала над тазиком маленькую лепешечку из фарша и с силой кидала ее обратно на железную стенку таза, потом снова и снова, со всей силы, раз двадцать, пока эта мясная лепешечка не становилась белесой и размягченной. Ее откладывала, отщипывала следующую, пока еще розовую и плотную. Добавляла чуть водички и снова – шмяк! шмяк! Потом выстаивала эту массу в холодильнике минут двадцать и начинала жарить, вкладывая в середину каждой котлетки маленький кусочек сливочного маслица.
Катя сидела с ней на кухне, они мило болтали и тихо и неосознанно радовались таким теплым моментам, проведенным вместе. Потом квартиру заполнял восхитительный запах жарящихся котлет, сразу узнаваемый, основной, известный уже испокон веков, очень жизнеутверждающий и нежно щекочущий ноздри. Выполнив свое главное предназначение – кормилицы, Лидка, не присев, шла дозором по квартире. Замечаний своей Козочке она никогда не делала, но если видела, что пыль в комнате давно не протиралась, выходила из положения с выдумкой: пальцем писала на пыльных поверхностях слово из трех букв, не забывая поставить большой восклицательный знак.
Китаец Коля
Одноглазый китаец Коля, он же массажист, был очередной Лидкиной любовью, но не в любовническом, конечно, плане, а в медицинском. На любовном фронте все было пока без перемен – после отъезда Льва, ее дражайшего сердечного друга, Лидка в отчаянии бросилась на передовую. Но об этом потом, сейчас про Колю.
Как человек он был молчалив, одноглаз и сильнорук. А как специалист – просто сказочный персонаж. Коля поначалу просил называть его на китайский манер Нигулой, но Лидка с этим заданием никак справиться не могла и в конце концов скатилась до Коли, подстроив это имя под себя: Нигула – Никола – Коля. И абсолютно китайский гражданин с характерной внешностью провинции Сычуань стал среднестатистическим московским Колюней. Колюня роста был никакущего, метр с кепкой, и всегда приносил с собой складную деревянную табуреточку, которую сварганил сам своими умелыми ручищами. И без свеженакрахмаленного белого халата он к телу не подходил. Стоило только ему надеть этот халат и подняться на табуретку, он весь словно преображался: улыбка исчезала с его полудетского лица, брови насупливались, единственный глаз его совсем пропадал, уходя в глубокую складочку, и он широкими дирижерскими движениями начинал разминать себе руки и пальцы, словно перед ним лежало не раздетое тело, а был выстроен в ожидании сигнала известный, но очень миниатюрный симфонический оркестр. Но вот, тщательно размявшись, Коля мгновенно превращался в гениального пианиста, который всеми своими пальцами впивался в эту живую клавиатуру, то ускоряя темп, то совсем замедляясь, то поглаживая, то от всей души колотя по воображаемым клавишам и одновременно прислушиваясь к сдавленным ахам и охам, которые эта «клавиатура» издавала.