Подарок Мэрилин Монро

Все реже муж кажется добрым волшебником. Все чаще – бесчувственным чурбаном. Как прекрасен был подарок на его день рождения! Золотая медалька, на которой красовалась гравировка: «Зорко одно лишь сердце, самого главного глазами не увидишь». Хотелось сказать Джо то, что, оказывается, так сложно произнести. Что любовь к нему согревает душу; что только рядом с ним становится хорошо и спокойно. Кто-то из девочек на съемочной площадке рассказал: есть такой писатель, Сент-Экзюпери, и он придумал такую четкую и вместе с тем нежную формулировку. Эти слова стали бы лучшим признанием в любви, признанием, которое Джо никогда не слышал. «И что это за глупость тут нацарапана?» – отреагировал муж. Да он не понимает ни книг, ни кино. Ничего не понимает, кроме своего тупого спорта!

А теперь еще и эти удары...

Мэрилин терпит несколько месяцев.

Гримеры изводят килограммы косметики, замазывая покрывающие все тело синяки.

Джо дерется все сильнее.

Развод в таких условиях – это уже просто вопрос выживания.

Но как же это больно...

На пресс-конференции, посвященной разводу с ДиМаджио (на ее проведении настоял агент, уверяя, что лучше один раз собраться с духом и все честно рассказать газетчикам, чем терпеть их постоянный террор), получилось только вымолвить:

– Да, мы разводимся.

Потом губы задрожали, из глаз хлынули слезы.

Очередные обломки очередной семьи...

«Все, больше никогда, – подумалось тогда, после чуть успокоившейся боли. – Никаких мужей, никаких романов. Я буду сосредоточена только на работе».

Мыслей о браке с Артуром действительно не было.

Он сам проявлял инициативу, настаивал. Дарил бриллианты, обещал написать сценарий гениального фильма с прекрасной женской ролью, мечтал о будущих детях, которые наполнят шумом гостиную роскошной квартиры на Манхэттене. В конце концов, драматург объявил о своих планах жениться на Мэрилин Монро в прямом эфире на телевидении!

Такой напор произвел впечатление.

А после свадьбы мужа как подменили.

Казалось, это кино уже недавно снималось, только с ДиМаджио в главной мужской роли: упреки, ревность, оскорбления...

Из этой реальности хотелось сбежать в сладкий мир, который дарили пилюли.

Но в последнее время кошмары стали проникать и туда.

Какие-то мужчины... Они прячутся за дверью, негромко переговариваются. Но ведь ясно: они собираются ворваться в спальню, а потом убивать, долго и мучительно.

Бежать от них! Скорее к окну! Только там... Там приставлена лестница. И возле стекол уже видна голова ребенка... Это мальчик, у него игрушечный нож в руке. А вот его лицо стареет, нежная кожа покрывается морщинками...

– Ты – ничтожество, Мэрилин Монро, – пробивается голос Артура Миллера через гул голосов незнакомых мужчин. Тех, что постоянно прячутся за дверью спальни. – Ты жалкое ничтожество...

– …Нет! Нет, я сильная! Я сильная и справлюсь со всеми проблемами! – закричала Мэрилин. – Я все могу, я всем докажу – у меня талант, и я не сумасшедшая, я не сумасшедшая!

Высыпав в рот пригоршню пилюль, она заметалась по спальне.

Есть только один человек, который умеет отключать это страшное кино и затыкать эти ужасные голоса. Психиатр Барбара Мэй из Нью-Йорка.

Да, еще предстоит месяц съемок, и надо торчать здесь, в Голливуде.

Но нет никаких сил видеть этих жутких мужчин, слышать их разговоры.

Наплевать на съемки, подождут пару дней возвращения ведущей актрисы. В конце концов, она плохо себя чувствует. И теперь самое главное – бросить в чемодан пару платьев и уехать в Нью-Йорк. Кажется, сам дом миссис Мэй, расположенный в дивном прекрасном саду, приносит облегчение. Буквально полчаса беседы с доктором творят чудеса.

В Нью-Йорк! В Нью-Йорк!

И поскорее...

* * *

«Я в Америке, в Америке, в Америке!!!»

Лику Вронскую просто распирают радостные эмоции. Она едва сдерживается, чтобы не запрыгать прямо здесь, на выходе из аэропорта.

Во-первых, после многочасового перелета пройтись пешком, чувствуя, как разминаются затекшие ноги, – это уже огромное удовольствие.

Во-вторых, получение багажа и прохождение паспортного контроля оказалось настолько быстрым и сопровождалось таким количеством улыбок, что настроение мгновенно стало соответствующим – веселым, легким.

И все-таки, как невероятно приятно после промозглого московского ноября вдруг ощутить на своем лице ласковое дуновение соленого ветерка! Здесь так тепло, что даже можно снять куртку!

Осень в Калифорнии – это, оказывается, около двадцати градусов выше ноля, и яркое солнце в ослепительно-синем небе. Впрочем, в холле аэропорта уже распевают рождественские песни Санта-Клаусы, висят декоративные композиции: елочные веночки, гроздья красных шариков, золотистые и серебристые гирлянды. К Рождеству, как выясняется, здесь начинают готовиться рано. Какой резкий контраст: яркое солнце, никакого снега и атрибуты зимнего праздника.

«Я в Америке, я в Америке, и...»

Пулей вылетев из здания аэропорта, напоминающего огромную летающую тарелку, Лика сразу же увидела стоянку такси; направилась к ней, катя за собой большую сумку на колесиках. Но потом остановилась, завертела головой по сторонам.

А что делают другие пассажиры?