Подарок наследного принца

– Ваша дочь? – спросил Гуров, проходя в комнату и усаживаясь на диван, куда его пригласила Коновалова.

– Нет, не моя, – тихо и почему-то с упрямыми нотками в голосе ответила женщина. – Но теперь почти как моя. Это Вера, дочь Бориса. Когда его арестовали, она осталась одна дома. Позвонила мне ночью, вся в слезах. Я привезла ее к себе. Вот кулинарничаем, коротаем черные дни.

– У вас с Верой сложились хорошие отношения? Доверительные? – удивился Гуров.

– Да, мы с ней подружились. Девочке очень не хватает материнского тепла, ласки. Вот и сдружились за спиной отца.

– Он был против?

– Нет, не знаю… Мы с ним никогда не говорили об этом. Просто когда его нет, а он часто бывает в отъездах, мы проводим с Верой время вместе.

– А своих детей у вас нет?

– Теперь уже и не будет, – совсем тихо ответила Саша.

– Почему? – насторожился Лев, испугавшись на миг, что эта женщина уже знает о смерти отца девочки. И это будет означать, что информация из СИЗО и из полиции уходит.

– Потому что я сделала аборт дважды, и теперь… врачи сказали, что не смогу больше. Почему вы меня расспрашиваете об этом? Вы же пришли про Бориса говорить?

– А мы про него и говорим. Вы от него аборты сделали? Я знаю, что вы его любовница, но я думал, что это так, а у вас вон какие отношения с дочерью Гальперина.

– А откуда вы знаете, какие у нас отношения? – вдруг разозлилась Коновалова. – От кого вы вообще что-то узнали? От соседей, от его тещи, от дружков? От кого? Вы же ничего не знаете, а пришли обвинять, критиковать, осуждать! Или вы хотите девочку при живом отце в детский дом забрать? Но это же бесчеловечно! Понимаете вы?

– Понимаю, – спокойно ответил Лев и тут же задал вопрос: – Вы любите Бориса?

– Любовь! – Саша брезгливо скривила губы, и ее лицо вдруг неприятно и вульгарно изменилось. – Сказочка для сопливых школьников! А есть она – эта любовь ваша? Для меня Борис – защита и опора. Я за ним как за каменной стеной. Если бы не он, я бы, может, и не жила сейчас, а вы мне тут про любовь какую-то.

– Саша… – Гуров помолчал, подбирая слова. Он понял, что здесь нельзя хитрить и играть. Здесь надо быть честным и открытым, как с самим собой. – Саша, можно с вами говорить откровенно, как со взрослым человеком, который готов возложить на себя ответственность за жизнь и судьбу девочки?

– Что с Борисом? – Глаза у женщины сделались глубокими, как омуты. – Его убили? Его уже нет?

– Да, его больше нет. И я пришел к вам за помощью как к человеку, на которого можно положиться, к самому близкому ему человеку. Ему и его дочери.

– Я ее не отдам! – Саша стиснула свои маленькие кулачки, как будто была готова начать драться за девочку прямо сейчас.

– Не отдавайте. Я больше вам скажу, Саша, я приложу все усилия, чтобы она осталась с вами.

– Господи! – Она скомкала снятый передник и прижала его к лицу. – Господи, опять все наперекосяк! И теперь уже навсегда. Почему же у меня все не как у людей! Вы ведь не знаете, что Борька меня спас. Я вам расскажу, только вы не думайте, что я все это на суде покажу и подпишусь под этими словами. Я вам просто поверила, потому что… мне некому больше верить.

– Говори, Саша, говори… – перешел «на ты» Гуров.

– Он ведь спас меня, я бы не жила, если бы не Борька. Все началось, когда я окончила школу. Я ведь отличницей была. А тут отец пить стал все сильнее, мать бил, деньги пропивал. Пожар в доме случился. Сколько всего сгорело, хоть сами живы остались. Потом отец умер, похороны, деньги нужны были. Мама все что можно продала, а я пошла работать, учиться уже и не мечтала. Мама серьезно заболела, и я в основном работала только на аптеку. По две, по три работы брала, пахала как лошадь, пока не попала на этих уродов. У них там склады какие-то были, и им требовались уборщицы. Я взяла два участка, чтобы вдвойне получать. Ночами вкалывала, руки все аж синие были. А потом… Потом они меня по пьянке там изнасиловали. Четверо подонков… Как я пережила все это, как не умерла прямо там. От стыда, от злости, от безысходности. Если бы не Борька…

– А что Борька?

– Что? – Коновалова подняла на Гурова сухие глаза. – А я не знаю, что он с ними сделал. Я никогда их больше не видела. А пацаны шепотом при Борьке разговаривать стали. Это он меня в больницу отвез, в отдельную палату, и лекарства любые, и еду самую лучшую. Не знаю, влюблен он в меня, что ли, был тогда. Потом говорил, что хотел меня из уборщиц в помощницы взять, узнавал, что я еще в школе отличницей была. А уж лет прошло сколько! Одним словом, выходили меня, только сказали, что матерью я никогда не буду.

– А потом?

– Потом Борька мне квартиру купил, работу нашел надомную несложную. Наверное, понимал, что без дела я не смогу сидеть, свихнусь. Ну, я когда немного отошла, стала понимать, что жива благодаря ему. Он поначалу просто так ходил. Поесть, посидеть у меня. Через год, наверное, я с ним первый раз после того случая в постель легла. Из благодарности, ничего не могла для него пожалеть. Может, и к его дочери так относиться стала. А может, материнские чувства у меня проснулись.

– Ты знала, чем Борис занимается?