Подарок принцессе: рождественские истории

Тут же висела маленькая кожаная сумка тех времен, заботливо набитая бумагой – для сохранения формы.

«Карнавал!» – усмехнулась Тоня.

Не было, не было туфель на каблуках. Пришлось натянуть обычные сапоги. Но как они не смотрелись при всей этой утонченной винтажной роскоши!

Наскоро переложила в новую сумку все из старой. В том числе запасной пакет для уличной обуви и второй пустой пакет про запас. Причесалась, очень приблизительно. Стянула волосы в узел на шее.

Ступила за порог.

Виктор стоял рядом с приплясывающей Булькой и сурово, требовательно ждал.

Кругом толпились маленькие зрители.

Антонина была настолько неузнаваема в дубленке, что Виктор замер.

Они пошли, нырнули в метро (Виктор взял песика на руку, тот воспринял свою позицию как должное и милостиво лупал глазками на всех, кто им восхищался).

Они немного опаздывали.

Когда Ивановна, уже в гардеробе, сняла с себя дубленку и оказалась в маленьком черном платье и розовом шарфике через плечо (что-то от довоенного шика Марлен Дитрих), Виктор сначала помедлил с собакой подмышкой, потом принял на себя обмундирование Тони и протянул его гардеробщику – и! Стал раздеваться сам – но тут же спохватился и вытащил из карманов куртки туфельки.

– Наденьте, – велел он.

Он не сплоховал.

Тоня растерянно стащила сапог и сунула крошечную ногу в ледяной розовый шелк.

Туфли, конечно, слегка спеклись от столетий ожидания.

Но шелк – это не кожа. Шелк вечен. Он всегда пребудет самим собой.

Они вошли в зал, первым Виктор с косматой собачкой в красном комбинезончике, держа ее на локте (Булины пинетки Тоня сняла и положила в запасной пакет и в сумочку. Все пригодилось).

За Виктором (представим себе картину глазами зрителя), как и полагается вслед за кавалером идти даме, шла юная, слегка разрумянившаяся женщина в маленьком черном платье, ненакрашенная, узенькая, в розовых башмачках и с розовым шарфом через плечо. По виду – наследница миллионов. В руке у нее была зажата шикарнейшая небольшая сумка, мечта девушки.

– Уиии, – прошелестел планктон.

Дайте мне ее

У каждой рождественской истории есть свое печальное начало и свой счастливый конец (якобы конец, жизнь не застревает на этом пункте).

Тем не менее две судьбы встретились, а одна началась задолго до описываемого хеппи-энда, а именно в конце марта.

Некто Гриша был не слишком удачливый композитор, презираемый в семье своей жены, за ним числилось два десятка песен для детского хора с фортепьяно, а также серьезные произведения, среди которых были две симфонии, Пятая и Десятая, названные так в шутку.

Как пробиться, это вопрос вопросов, пока что Гриша подрабатывал концертмейстером, тапером и среди прочего иногда и клавишником при разных разбойных группах, производивших чес по ночным клубам.

Группы, правда, иногда работали под фанеру, и для такого случая у Гриши имелся рыжий парик и усы, а иногда и накладной бюст и дамская блузка.

Чистой воды «В джазе только девушки».

Много беготни, мало денежек.

В том числе Гришу как-то наняли почти бесплатно написать музыку к дипломному спектаклю на актерском факультете какого-то университета искусств.

Ему обещали заплатить опять-таки как концертмейстеру-почасовику, слезы.

Гриша взялся за работу уныло, сидя ночами на кухне, пока семья жены спала.

Тут на арену выступает второе действующее лицо, похожее на лягушонка, худое и невзрачное, студентка актерского факультета того же университета Карпенко.

Бывают такие создания, которые вынуждены компенсировать удары судьбы живостью и беззаботным ко всему отношением.

Первый удар судьбы для Карпенко была ее внешность, рот до ушей и неправдоподобно большие глаза. Носа там почти не существовало, какие-то две скромные дырочки.

Карпенко не красилась и усугубляла свой вид тем, что утягивала вокруг и так высоковатого лба кое-какие волосы, небогатые от природы. Лягушонок!

Ее приняли за бесспорный актерский талант.

Она так прочла басню, что матерые педагоги, заскучавшие на экзамене к концу первого тура, охотно заржали.

Но к таланту нужны и еще некоторые качества, неизвестно какие.

Пробивная сила, к примеру. Женский шарм.

Карп была скромна до убогости.

Ее мать, красавица из семьи ссыльных, не раз страдала из-за своей внешности и потому вечно носила платок на голове, причем низко надвинутый.

Карп родилась на золотом прииске на Алдане.

Предки-то ее были петербуржские аристократы, поголовно расстрелянные, а оставшихся в живых сослали.

Но это тщательно скрывалось в семье.

Карп, старшая дочь, растила младших сама, мать была медсестрой нарасхват, ей и роды приходилось принимать, ночь-не-ночь.

Больницы в поселке не имелось.

Вот как Карп вела себя на театральном факультете, это еще один казус в ее биографии.

Потому что она резко отличалась от других девочек.

У сокурсниц протекали бурные романы, их то и дело встречали на навороченных иномарках.

Карпенко же никому не была интересна, кроме некоторых педагогов.

Особенно ее донимала преподаватель вокала, требуя и требуя работы, раз природа не дала ей голоса Марии Каллас.