Подарок золотой рыбки

— Действительно? Интересно.

— Вряд ли это правда. И мне непонятно — зачем моя бабушка придумала такую историю?

— Но в таком случае где Жасмин видела дракона?

— Не представляю. — Алиса покачала головой. — Может быть, и правда во сне. Она очень эмоциональная и романтичная. Не такая, как я.

— Или я. Мой отец… Наш отец — он тоже мечтатель. Может быть, это у них общее, — добавила Пейдж. — Раньше я ревновала его к увлечению Китаем. Мне очень нравилось слушать его рассказы, когда он возвращался домой из поездок, но я и ненавидела их, потому что он был намного счастливее там, чем дома, со мной.

— Он любит все китайское, а все же не смог полюбить меня, — сказала Алиса с горькой иронией в голосе. — Но я, конечно, всего наполовину китаянка. Он сам сделал меня такой.

Пейдж не знала, что ответить на это. Боль в глазах Алисы показалась настолько глубокой и сильной, что даже глаза потемнели, и она поспешила сказать:

— Мне очень жаль.

Конечно, если ее отец не всегда был рядом с ней, Пейдж, то, по крайней мере, временами был.

— Это к тебе не относится.

— Знаю. Но я не самая любимая его дочь, — продолжала откровенничать Пейдж. — У меня была сестра. Элизабет умерла, когда ей было семь лет, а мне — шесть. Она его любимица. Отец обожал ее, как никого другого. До сих пор он ходит на могилу в каждый день рождения сестры и делает ей подарки. Кстати, в среду день рождения Элизабет. Мне кажется, он потому и очнулся, чтобы не нарушать традицию и пойти к ней. Боже, можно подумать, я ревнивая сестра, правда?

— Не знаю. Я росла единственным ребенком в семье.

— Но больше так не будет. — Пейдж не знала, когда она решила, что Алиса станет частью ее жизни. Час назад об этом не могло быть и речи, но вдруг ей стало ясно одно: у нее есть шанс сделать их отношения по-настоящему близкими. — У нас есть право изменить все, — сказала она. — Мой отец не говорил мне о тебе. Твоя мама не говорила тебе о нем. Но теперь наше с тобой дело, кем мы намерены стать друг для друга.

Казалось, Алиса опешила от ее слов.

— Наверное, — проговорила она медленно. — Насколько я понимаю, наш отец пришел в себя. Он рассказал тебе что-нибудь о своем появлении в Китайском квартале?

— Нет, он вообще ничего не помнит о прошлой неделе. Надеемся, что память вернется. До тех пор мы будем действовать вместе, чтобы защитить наших родителей. — Пейдж увидела, что Райли возвращается с рекламной листовкой в руках. — Нашел расписание занятий?

— Кое-что. Но время неудобное.

— У меня такое чувство, что ты найдешь на это время, — усмехнулась она.

— Можешь заниматься со мной вместе.

Пейдж рассмеялась.

— А ты доверял бы мне с мечом в руке?

— Только если мой меч был бы длиннее твоего.

— Слово настоящего мужчины.

Райли не успел ответить, к ним подошел Бен.

— Я готов. Пожалуйста, простите за задержку. Если вы не против, отправимся к моему дяде.

Пейдж улыбнулась Райли, который с тоской посмотрел на двух партнеров, готовых к схватке, вооруженных на этот раз длинными заостренными копьями.

— Пойдем, — сказала Пейдж, беря его за руку. — Ты можешь поиграть в воина позже. Нам есть чем заняться.

20

— Мой дядя, Гай Фонг, до сих пор преподает каллиграфию вечером по субботам, — объяснял Бен, когда они поднялись на второй этаж и остановились перед дверью квартиры. — Он, должно быть, уже заканчивает. Если ученики еще не ушли, придется тихонько подождать. Он терпеть не может, когда его прерывают.

Пейдж кивнула, и Бен открыл дверь. Как он и говорил, три подростка сидели за обеденным столом и старательно выводили китайские иероглифы длинными, щедро украшенными кисточками.

Они подошли поближе, посмотреть, как рисуют дети. Пейдж удивилась точности и вниманию к деталям. И конечно, сосредоточенности учеников, которым, наверное, хотелось заняться чем-то другим в субботу вечером. Дядя Бена, невысокий человек с квадратным лицом и густыми черными волосами, стоял около стола. Пронзительно черными глазами он наблюдал за юными подопечными. Этому человеку с суровым лицом лет сорок или чуть больше, подумала Пейдж. Но не сказала бы точно. Возможно, отрешенность от сиюминутности внешнего мира всех участников действа прибавляла возраст и учителю.

Время тянулось медленно в этой квартире, где детей учили древнему искусству, детей, которые росли в скоростную эпоху видеоигр и фастфуда. Казалось невероятным, что они согласились рисовать иероглифы, а не стучать по клавишам компьютера или двигать мышкой по коврику перед экраном. Но, видимо, господин Фонг — человек, приверженный традициям. Пейдж уважала подобную преданность. Приятно наблюдать, когда что-то сохраняется в первозданном виде и передается от одного поколения к другому. Сейчас так мало сохранилось этого в мире.

Она также начинала понимать, откуда у отца страсть к Китаю и всему китайскому. Он любил старинные вещи, неизменные традиции, ритуалы и церемонии. Он родился не в том веке и не в том месте. Может быть, как и господин Фонг, он — человек, предназначение которого — показать нынешнему времени ценности и обычаи других эпох.