Где в человеке мы находим переключатель, отвечающий за переход с автономного режима на системный? Как и в случае с автоматами, происходит изменение во внутренних операциях, ведущее к сдвигам в модели функционирования нейронов. Химические ингибиторы и дисингибиторы меняют вероятность использования тех или иных нейронных путей и последовательностей. Охарактеризовать это явление на химико-нейронном уровне пока не получается, но есть феноменологическое выражение такого сдвига, которое нам вполне доступно. Ведь сдвиг в функционировании отражается в изменении позиции. А именно, человек, который вступает в систему, основанную на авторитете, уже не считает, что его действия обусловлены его собственными целями: он начинает рассматривать себя как орудие желаний другого человека. А как только поступки начинают оцениваться в таком свете, происходят глубокие изменения в поведении и внутреннем функционировании. Они столь ощутимы, что, по сути, измененный подход создает в человеке иное состояние, отличное от того, в котором он находился до того, как стал частью иерархии. Я называю его агентным состоянием: состоянием, при котором человек рассматривает себя как орудие исполнения чужих желаний. Оно противоположно автономности, когда человек считает, что действует по своему разумению.
Агентное состояние — это исходная позиция, определяющая наблюдаемое поведение. Перед нами не лишний термин, который будет лишь бременем для читателя, а краеугольный камень нашего анализа. Если он полезен, мы сможем увязать между собой лабораторные наблюдения. А если лишний, мы увидим, что он не добавляет логики нашим находкам. Для ясности обозначим еще раз наше понимание агентного состояния. Можно определить его и с кибернетической, и с феноменологической точки зрения.
Согласно кибернетическому анализу, агентное состояние возникает, когда саморегулирующаяся единица претерпевает внутреннюю модификацию, чтобы функционировать в системе иерархического контроля.
С субъективной точки зрения человек находится в агентном состоянии, когда его понимание своей роли в какой-то социальной ситуации создает возможность контроля над ним со стороны индивида с более высоким статусом. Он не берет на себя ответственность за свои поступки, а воспринимает себя как орудие исполнения чужих желаний.
Элемент свободного выбора оставляет за человеком право пойти по тому ли иному пути. Однако здесь задействованы мощные механизмы, предрасполагающие именно к такому поведению, и происходит почти необратимый сдвиг.
Поскольку агентное состояние — это преимущественно состояние ума, мне могут возразить, что этот сдвиг не есть подлинное изменение в состоянии человека. Однако, на мой взгляд, эти изменения эквивалентны изменениям в вышеупомянутой системе автоматов. Конечно, на нашем теле нет переключателей в буквальном смысле слова. И изменения осуществляются синаптически. Но от этого они не становятся менее реальными.
Глава 11
Процесс подчинения: анализ эксперимента
Итак, теперь, когда в центре нашего анализа агентное состояние (см. диаграмму), возникают следующие ключевые вопросы. Первый: при каких условиях человек переходит из автономного состояния в агентное? (Предшествующие условия.) Второй: какие поведенческие и психологические особенности человека меняются, когда происходит такой сдвиг? (Последствия.) Третий: что удерживает человека в агентном состоянии? (Связывающие факторы.) Здесь важно разграничивать условия, вызвавшие определенное состояние, и те, что его поддерживают. Рассмотрим процесс подробнее.
Вначале необходимо понять, какие факторы действовали на человека, прежде чем он стал участником нашего эксперимента. Какие факторы сформировали его базовую ориентацию в социальном мире и заложили основу для подчинения?
Испытуемый вырос среди структур авторитета. С первых лет жизни он находился под сильным влиянием родителей, прививавших ему уважение к старшим. Родительские наставления также служили источником нравственных императивов. Но когда родитель учит ребенка следовать тому или иному нравственному правилу, он делает две вещи. Во-первых, он предлагает определенную этическую норму, которой надлежит следовать. И во-вторых, учит ребенка подчиняться авторитетным распоряжениям как таковым. Допустим, говорят: «Не обижай маленьких». Это не один императив, а два. Во-первых, сказано, как именно подобает обращаться с младшими (прототипом всех слабых и невинных). Во-вторых, есть имплицитный императив: «И слушайся меня!» Таким образом, само зарождение нравственных идеалов неотделимо от внушения идеи повиновения. Более того, требование подчиняться — единственная константа в распоряжениях любого рода, и потому часто обретает силу, способную перевесить любое нравственное содержание[14]
.