Подчини волну! (СИ)

— Но возможно воспитать! — выкрикнул кто-то с места.

— Конечно, возможно, — кивнул седой головой профессор. — И, поверьте, акшаров так и воспитывали. Более того, рискну предположить, что в данном вопросе можно говорить не только о воспитании, но и психокодировке. Но любые блоки можно обойти — дело в мотивации. И, надо думать, желание иметь право на самоопределение плюс, вполне обоснованные, амбиции и не совсем обоснованное чувство превосходства может послужить великолепной мотивацией. К счастью, до открытой войны дело не дошло. Бунт подавили в зародыше.

— Профессор, — поднял руку все тот же дотошный пацан. — Я понимаю, эксперименты запретили. Но что сделали с уже живущими акшара?

— А вот тут мы подходим к той самой морально-этической проблеме, о которой я говорил. До того, как гнойник недовольства генномодифицированных людей созрел, они считались такими же гражданами, как и все. Заговорщиков и зачинщиков, естественно, покарали по закону. Но где гарантии, что поймали всех? Где гарантии, что те акшара, которые не участвовали в бунте, никогда не устроят новый заговор? Куда девать оставшихся? Понятно, что к силовым структурам их допускать нельзя даже близко! А для иной деятельности они, в полном смысле этого слова, не созданы. И что делать? Всех убить? Изолировать? Но ведь это самый натуральный геноцид!

— И что же предприняли власти? — не отставал «ботан».

— Кто знает, что было сделано на самом деле, — развел руками профессор. — Считается, что каждый акшара в течение всей своей жизни находился под наблюдением. Их более или менее успешно социализировали. А потомства они иметь не могли — эксперименты-то, посвященные наследственности, были в зачаточном состоянии. Но, так или иначе, а акшара служат нам постоянным напоминанием о том, насколько опасны и неоправданы попытки взять на себя роль Бога!

* * *

Вейр, открыв дверь смотровой, обернулась к Каркуну.

— Я ничего не знаю о физиологии акшара. Я понятия не имею, чем и как вы отличаетесь от людей…

— Зашибись! — отзывался «темный», стоящий с боку от нее. — Сколько времени прошло, а мы все «нелюди».

— Простите, — вполне искренне извинилась доктор, действительно не собирающаяся никого унижать, — я имела в виду, генномодифицированные люди…

Один из мужчин, занесший раненного внутрь, заглянул ей через плечо, нависнув сверху, как скальный выступ. И медленно, как показалось доктору, нарочито медленно, отправил в пасть пару подушечек жвачки. Говорил он также медленно:

— Детка, иногда лучше жевать, чем говорить…

— Оставьте ее в покое, — прокаркал хриплый, — дамочка, сделайте все, что можете. И — Дева Непорочная! — хватит тянуть время. Мое терпение не резинка… — он кашлянул, будто смутившись, — не резиновое оно.

И вот только тут Вейр стало страшно. Не до потери сознания и дрожащих рук. Но под ложечкой противно и тоненько засосало. Она осознала, что сам процесс перехода от жизни к смерти ее не пугает. Против него доктор ничего не имела. А вот ждать, когда это дело будет запущено — страшно. И еще до нее дошло, что ожидание может стать и болезненным. Вот этот самый громила, старательно пытающийся быть вежливым, может сделать его очень болезненным.

Доктор вытерла о юбку взмокшие ладони и шагнула в смотровую, старательно глядя перед собой. Как и всякий нормальный человек, ожидание она приятным не считала. Как и боль.

Проектировщики кресла, хоть и современного, с контролируемыми размерами, все-таки, рассчитывали на детей, а не на здоровенных мужиков, сравнимых ростом с баскетболистами. И раненый свешивался с него, как осьминог со стола шеф-повара — все конечности в стороны. Впрочем, пожалуй, ему было все равно. Когда находишься без сознания, не до удобства.

А вот тот факт, что он не приходил в себя даже тогда, когда его таскали, настораживал. Первое правило оказания экстренной помощи: осмотри тех, кто молчит. Если у пострадавшего хватает сил орать, то, скорее всего, ничего серьезного с ним не случилось. А вот если он лежит в «отключке» — дело плохо.

Раздеть парня, конечно, никто не удосужился. Пришлось Вейр самой и кресло в кушетку раскладывать, и инструменты из автоклава доставать. Пальто на пациенте она просто распахнула. Потому что сшито оно была из материала, здорово смахивающего на натуральную кожу — ножницы его не брали. А вот водолазку под ним доктор просто разрезала. Ткань была мокрая насквозь. Видимо, кровил раненый изрядно.

Стянув к бокам лоскуты, Вейр цокнула языком. Интуиция, имеющаяся у каждого хорошего врача, с самого начала приговаривала, что ничего хорошего она не увидит. Но реальность превзошла все ее ожидание. Одна пуля сидела у парня в плече — оттуда кровь и натекла в рукав. А две — в животе, пониже ребер. И вот это было совсем плохо.