– Та й я хтiв би женитися, хтiв би жiнку мати,Прийде зима – сiна нема, нiчим годувати.– Як не пiдешь ти, Марусю, то пiде Ганнуся.Як не пiде i Ганнуся, то я обiйдуся.– Та я свою любу жону нiколи не лаю,Як вона спить до полудня, я iй помогаю.Влетела в круг озорная молодица со своей жалобой:
– Ой мала я миленького, ой мала я, мала,Поставила на ворота, тай ворона вкрала…Грянули скрипки, сопилки.
Танцуй, Ликерия, шелести, материя!
Закачался в хмельном топоте двор. Всяк толокся, плясал как мог. Плясал на измор, угарно охлёстывая себя по груди, по бедрам, по ногам, сыпал, вжаривал картинные санжарки[42]
.– Ой мати моя,Та зарiжь мотиля,Щоб моему жениховiТа вечеря була!– Казав менi батькоКучеряву брати.Вона буде кучерямиХату замiтати.– Нема мого стареника,Дала б йому вареника.Ой, чи з сиром, чи з гурдою[43],Не колов щоб бородою.– Де будемо спати,Моя люба Зуско?На пецi горяцо,А за пецкой вузко.– Стояла я под грушкою,Держалася з подушкою –I подушка, i рядно,I самiй спати холодно.– Запряжу я курку в дрожкиТа й поiду до Явдошки;Запряжу я курку в саниТа й поiду до Оксани.– Продай, мамо, двi корови,Купи менi чорнi брови –На колодi стоятиТа на хлопцiв моргати.– Iшли дiвки з Санжарiвки,А за ними два парубки;А собака з МакiвокГав, гав на дiвок!– Кажуть менi гарбуз iсти – гарбуз не солений,Кажуть менi за дiда йти, а дiд не голений![44]Як схочу гарбуз icти, я гарбуз посолю,Як схочу за дiда йти, я дiда пiдголю!– Танцювала, танцювала,Побачила гусака.Перестаньте грать страдання,Начинайте гопака.– Танцювати не могу,Бо сiв комар на ногу.А геть, комар, iз ноги,Най танцюю помали!– Ой як дiвка умирала,Та ще ся питала:«Чи не грае музиченька,Бо би танцювала».– I ти Грицько, i я Грицько,Дай нам, Боже, здоров'ячко,Дай нам, Боже, шо нам треба:Як умремо – шмиг до неба.– I пить будем, i гулять будем,Як прийде смерть, прогонять будем.Як смерть прийшла, мене дома не знайшла:Iди, смерть, iди прочь, голiвоньку не морочь!– Як я буду вмирати,Не забудьте гроши дати.Т а м така жiнка е,Що горiлку продае.Вечерело.
– Санжарiвки на скрiпцi грали,Кругом дiвчата танцювали…Подстреленной птицей солнце падало за чёрные горы.
Обречённо затухали цветастые санжарки.
Слезами наливались голоса.
24
Чужая сторона и вымучит и выучит горюна.
На чужой стороне и сокола зовут вороною.
Отгоревшие дни сплелись в три недели, а пальто всё не находилось.
И то, что пальто по Петрову плечу так и не находилось, нежданно поворотилось всем Голованям в руку.
Ну, в самом деле…
Возьми пальто сразу, чем же тогда было занять весь гостевальный месяц? Застольничать да диванничать?
Всё, гляди, не свелось бы к еде-отдыху, может, раз-другой и свозил бы старик сыновей за город, на природу, но всего-то только раз-другой. Не больше. Пустые разъезды старик не любил.
Уж на что томило его проскочить по местам, куда затирала его судьбина. Хотелось прощально поклониться не давшей умереть земле, хотелось проститься с молодостью. Хотеться-то хотелось, да всё откладывал, всё отпихивал своё прощание на потом да на потом: стыдно было перед самим собой из такого пустяка пластаться от воды до воды.
А тут Божечко подпихнул момент какой!