Подкидыш

Через три дня ребенок был крещен в храме Святой Троицы. Элеонора, одетая в свое лучшее платье, тоже присутствовала при этом; её доставили в город на носилках. Габи же ехать отказалась, заявив, что такое путешествие не для неё, и осталась дома. Девочку нарекли Анной в честь матери Роберта, и Морлэнд, уже забывший о своем недавнем гневе, даже хвастался перед приглашенными на крестины соседями красивой здоровенькой внучкой.

После обряда они вернулись в Микллит Хауз, чтобы отпраздновать это событие, но едва приблизились к дому, как навстречу выбежал один из слуг; он что-то тихо сказал Роберту, после чего тот повернулся к Элеоноре и взял её за руку.

– Плохие новости, – проговорил Роберт, запинаясь и бледнея от огорчения. Элеонора изо всех сил стиснула его пальцы.

– Что случилось? – воскликнула молодая женщина. – И вдруг оцепенела от страшной догадки. – Что-то с Габи, да?

Роберт только кивнул, не в силах вымолвить ни слова.

– Что с ней? Где она? – кричала Элеонора, пытаясь приподняться на носилках.

– Лежи спокойно, дорогая, ты можешь навредить себе, – обеспокоено проговорил Роберт. – Я боюсь, что... у неё был один из этих приступов... боли...

– Она умерла? – прошептала Элеонора. Роберт кивнул. Какое-то мгновенье она смотрела на него, не веря, а потом из глаз у неё хлынули слезы. Еще очень слабая, она никак не могла справиться с рыданиями. Роберт попытался успокоить жену, но она оттолкнула его. – Поднимите меня в мою комнату, – распорядилась Элеонора. Она чувствовала, что сердце её разрывается от горя.

Позже Элеонора послала за Джобом.

– Расскажи мне, как это произошло, – попросила она. Молодая женщина сидела у окна на своем окованном серебром дубовом сундуке, а рядом стоял другой сундук, на котором обычно устраивалась Габи, когда они работали вместе. Джоб опустился на пол, к ногам своей хозяйки, не осмеливаясь занять место старой няни.

– Она будет рядом с друзьями, – утешил хозяйку Джоб. – Ей наверняка хотелось бы быть там, где живете вы и где рождаются ваши дети. Это место покажется ей домом...

– Может быть, – прошептала Элеонора и вспомнила последние слова, которые Габи сказала Джобу. – Итак, теперь я осталась совсем одна, – с тихой грустью продолжила Элеонора – Теперь мне и правда придется справляться со всем самой. Так она мне и говорила... Ведь теперь я – женщина.

– Вы не одна, мадам, – запротестовал Джоб – У вас есть муж, а теперь еще и ребенок, и вся семья, и слуги....

– И ты, – проговорила Элеонора, безуспешно пытаясь улыбнуться.

– И я, – согласился Джоб с непонятным выражением лица.

– Ты для меня – большое утешение, Джоб, – вздохнула Элеонора – Достань мою гитару, и мы продолжим наши уроки, будет очень здорово, когда ты сможешь играть для меня.

В эти дни Роберт делал все возможное, чтобы помочь Элеоноре, он знал, как сильно не хватает ей Габи, и пытался разделить горе жены. Но Элеонора по-прежнему держала мужа на расстоянии. Зато она часто обращалась к Джобу, который всегда был рядом со своей госпожой, готовый утешить её и развлечь беседой. Казалось, того, что не мог дать Элеоноре Роберт, мог дать ей её маленький паж.

Глава 4

И снова пришло знойное лето.

– Я так устала от того, что меня разносит каждый раз, когда наступает теплая погода, – проворчала Элеонора, с неудовольствием глядя вниз на свой раздувшийся живот. – Мне слишком жарко даже для того, чтобы просто шить. – Она сидела в узорчатой тени, отбрасываемой ветвями деревьев. За три года их садик превратился в настоящий сад. Живая изгородь из роз была так густо усыпана цветами, что они казались розовым снегом, воздух был напоен их благоуханьем, смешанным с ароматом жимолости и левкоев. Здесь было приятно отдыхать.

– Пожалейте мужчин, мадам, – сказала Энис, она сидела на скамье рядом с Элеонорой, держа на коленях маленькую Изабеллу. Крошке недавно исполнился год, и она не проказничала, только когда спала. Сейчас, правда, девочка сидела спокойно, засунув в рот красную бусинку, которая висела у неё на шее на ремешке, предохраняя от дурного глаза, но скоро Изабелла опять начнет вертеться и требовать, чтобы её спустили на землю. Она только что научилась ползать и делала это с удивительной быстротой, похоже, страшно гордясь освоенным искусством.

Как же отличалась от неё другая дочь Элеоноры, точная копия матери, имя девочки тоже было Элеонора, но, чтобы не путать её с Элеонорой-старшей, малышку называли Хелен – за удивительную красоту. Хелен исполнилось два, и она была так спокойна и прелестна, что Энис даже волновалась за неё и порой бормотала себе под нос, что крошка, пожалуй, даже слишком хороша для этого мира. Сейчас Хелен примостилась на земле у ног матери, там, где её посадили, и так и останется на этом месте, пока её не заберут. Девочка совершенно не интересовалась ничем вокруг, зато явно была довольна жизнью и временами начинала что-то тихо мурлыкать.