Подлинная жизнь мадемуазель Башкирцевой

равнодушна, а затем мне хочется вам отомстить. О, я только расскажу вам про эффект, произведенный вашей лукавой попыткой заглянуть в мою душу.

Я страшилась посылать на почту за вашим письмом, воображая себе фантастические

вещи.

Этот человек должен завершить переписку. . не скажу чем, чтобы пощадить вашу

скромность. И, вскрывая письмо, я готовилась ко всему, чтобы не быть внезапно

пораженной. Я была все-таки поражена, но приятно”.

Он оказался у ее ног, умоляя о пощаде. Он нежен, доверчив, чуток. Что с ним теперь

делать? Неужели встретиться? Но он опасен, он совсем не такой, как другие. Она хорошо

это понимает по его произведениям, да и по состоявшейся переписке, с ней еще никто так

не разговаривал. Что же с ним делать?

Она нездорова, она пишет ему об этом, не поясняя, что больна чахоткой, она говорит, что

нежно настроена по отношению ко всему миру и даже к нему, нашедшему способ быть ей

столь глубоко неприятным. Но бесполезно клясться, что мы созданы, чтобы понимать друг

друга, оговаривается она, к сожалению, он ее не стоит. Об этом она, конечно, зря

заикнулась. Проклятое самохвальство и самомнение. И Мария спохватывается,

приписывая в конце письма, написанного, как прощальное:

“Я, кажется, готова забыть, что между нами все кончено”.

“Птичка в клетке”, хладнокровно решает Ги де Мопассан. Надо только устроить, как и где

встретиться, а дальше дело техники, хотя в этом смысле, ему больше нравится иметь дело

с проститутками, они намного честнее светских дам. Он писал ей в третьем письме, что

выигрывает состязания в качестве “гребца, пловца и ходока”. Его лодка называется

“Розовый лепесток”, на ней он курсирует по Сене, проделывая в день по двадцать миль и

останавливаясь в маленьких борделях, которые располагаются прямо на пристанях. В

Париже он порой берет девок прямо на вокзале Сен-Лазар, он любит и прачек, и гризеток, не гнушается и светскими дамами, но сколько с ними возни. Здесь он ведет три-четыре

интрижки одновременно. Как говорят на Бульварах, “седлает четверку”. Он тоже болен, но

резкое ухудшение здоровья наступит уже после смерти Марии Башкирцевой, в следующем

году. Сифилис - болезнь, протяженная во времени, годами она гложет человека, а он, увы, болен сифилисом. Он тоже умрет, но через десять лет после Башкирцевой, несколько раз

попытавшись покончить жизнь самоубийством, умрет в сумасшедшем доме доктора

Бланша, окончательно лишившись рассудка. Они и в этом похожи, их обоих ждет

довольно ранняя смерть. Две знаковых болезни эпохи подтачивают их молодые и

красивые тела. Палочка Коха и бледная спирохета делают свое дело.

Но пока еще есть силы, хочется разрешить эту ситуацию, чтобы она не зашла в тупик.

Хотя он и считает, что все в жизни более или менее ему безразлично: мужчины, женщины

и события. “Вот мое истинное кредо, и прибавлю, хотя вы и усомнитесь в этом, что я

дорожу собой не больше, чем другими. Все в мире - скука, шутовство и ничтожество”.

Прочитав его письмо, она запишет под его впечатлением в свой дневник

30 апреля 1884 года:

“Я тоже печальна, и мне кажется, что, несмотря на мою живопись, мою скульптуру, мою

музыку, мою литературу, я скучаю”.

Вывод напрашивается сам собой: давайте скучать вместе. Он настойчиво ищет встречи:

“В каких кругах вы бываете - орлеанистских, бонапартистских или республиканских?

Я знаюсь со всеми тремя”.

Они и в этом похожи, она сначала была легитимисткой, потом, когда увлеклась Полем де

Кассаньяком, переродилась бонапартистку, потом, разочаровавшись в нем и

присмотревшись к Гамбетте, стала республиканкой. По большому счету, ей все равно, как

и ему; образно говоря, она бывает во всех трех кругах.

“Хотите я буду ждать вас в музее (Ха! Это первое место встречи, которое он предлагает, вот и скажи, после этого, что он не знает, с кем переписывается - авт.), в церкви и на

улице?

В этом случае я поставил бы только одно условие: не ждать напрасно женщину, которая не

явится на свидание. Что вы сказали бы о встрече в театре без знакомства со мной?

Я сообщил бы вам номер своей ложи и пошел бы с друзьями. Номера вашей вы не

скажете. А на следующий день вы могли бы написать мне: “Прощайте, сударь”...

Целую ваши ручки, сударыня.

Ги де Мопассан”.

Это последнее его письмо, и долгое время она считалось последним письмом в переписке.

Все думали, что Мария переписку прервала. Но были и такие, кто считал - переписка

прервалась, начались встречи. В 30-е годы, на волне интереса к Башкирцевой, вызванной

50-летием со дня ее кончины, в Австрии был снят художественный фильм о романе

мадемуазель Башкирцевой и Ги де Мопассана, вызвавший бурные протесты со стороны

ближайших родственников Башкирцевой, господина и госпожи Немировских. Они наняли

адвоката, который пытался запретить в судебном порядке показ фильма в Париже, где его

в марте 1936 года в “Гран синема” квартала Этуаль представлял Марсель Прево, член

Французской академии.

- Я только что посмотрел фильм о моей кузине, Марии Башкирцевой, - сказал месье

Немировский корреспонденту газеты. - Я был ужасно огорчен. Порой я не верил своим