Подлинная жизнь мадемуазель Башкирцевой

Отец понимает, куда она клонит, и в свою очередь интересуется у нее, сколько может стоить дом в Ницце, где бы можно было устраивать празднества и балы. Он тоже понимает, что дочери на выданье нужна полноценная семья и прежде всего покровительство отца. Если бы он поехал туда, то их положение в корне изменилось бы.

Это именно то, что Муся хотела от него услышать. Она знает, что могла напеть отцу родная сестра, ее тетка, мадам Тютчева, которая тоже почти постоянно проживает в Ницце, но родственников принципиально не принимает.

Ее отцу сорок пять лет, он молодо выглядит и она, шутя, предлагает ему быть младшей сестрой и звать его Константином. Отцу это льстит, тем более что до сих пор он вращается в кругу полтавской золотой молодежи.

Муся гордится, что отец все делает ради нее:

«Для человека сорока пяти лет, имеющего такой характер, он сделал серьезный шаг, выставив любовницу, с которой жил три года, из-за девочки, которую почти не знал». (Неизданное, 9 сентября 1876 года.)

Постепенно между отцом и дочерью налаживаются доверительные отношения. Она счастлива, что у нее, наконец, есть «настоящий отец, как в книгах». Дочь хочет поехать навестить свою старую знакомую госпожу Милорадович, мать Грица, но отец противится этому, потому что m-me Милорадович может подумать, что Муся имеет виды на Грица. Мария соглашается с ним, что для нее вообще в редкость. Она успокаивает его, что не собирается замуж за Милорадовича, как бы этого ни хотела ее мать.

— Напрасно твоя maman считает его прекрасной партией, Милорадович — только животное, нагруженное деньгами.

Соглашаясь с ним относительно Милорадовича, она в свою очередь при каждом удобном случае оттачивает стрелы своего красноречия на родной тетке, его сестре, мадам Тютчевой, как на главном своем враге и враге всей ее семьи. Отец, в конце концов, принимает ее сторону, что для нее принципиально:

«Я не стеснялась относительно его сестры Т.; я даже сказала отцу, что он находится под ее влиянием, и что поэтому я не могу на него рассчитывать.

— Я! — вскричал он, — о нет! Я люблю ее меньше других сестер. Будь покойна, увидев тебя здесь, она будет льстить тебе, как собака, и ты увидишь ее у своих ног». (Запись от 2 сентября 1876 года.)

«Если я не одержала других побед, то одержала победу над отцом: он говорит, он ищет моего одобрения, слушает меня со вниманием, позволяет мне говорить все что угодно о своей сестре Т. и соглашается со мной». (Запись от 7 сентября 1876 года.)

Если ее побежден ее отец, известный ловелас и гуляка, то, что говорить о юнцах, окружающих Марию. Все просят у нее фотографии, кто хочет отдать за портрет два года своей жизни, кто обещает до гроба носить портрет в медальоне на груди. В общем, обыкновенный, можно сказать, дежурный, романтический лепет того времени.

Всех, однако, перещеголял князь Мишель Эристов, он готов вынести двенадцать ударов хлыстом за ее портрет в одежде капуцинов. Муся заставляет его вынести это испытание, обнадеженный Мишель просит у своей маман разрешения сделать предложение Марии Башкирцевой, ведь он ей по крови вовсе не двоюродный брат. А значит, и не должно быть запрещения от православной церкви. Княгиня Эристова, смеясь, рассказывает об этом Марии, Мишель — глуп и юн, ему всего восемнадцать лет. Замуж за него? Нет, ни за что! А вот заставить таскать себя в кресле по большой лестнице вверх и вниз, и снова вверх и вниз, это можно.

Князь Мишель Эристов выписывает для нее кегли, крокет и микроскоп с коллекцией блох. Наскучив блохами, она сажает перед собой на пол Гриц и, используя его, как мольберт в два счета рисует карикатуру на Мишеля.

Гриц и Мишель мечтают провести зиму в Петербурге, говорят они об этом с явным намерением завлечь ее туда. Она отделывается шуткой, которую хочется привести полностью, потому что вполне может быть, мой читатель не прочитает дневник, ограничившись этой книгой. Кроме того, этот большой отрывок свидетельствует о ее явном литературном даровании. Напомним, что ей всего семнадцать лет, восемнадцать исполнится только в ноябре.

«Воображаю, что вы там будете делать, — сказала я. — Хотите, я опишу вам вашу жизнь, а вы мне скажете, правда ли это?

— Да, да!