Подлинные анекдоты из жизни Петра Великого слышанные от знатных особ в Москве и Санкт-Петербурге

Великий государь, выслушав сие, сказал Меншикову: «Данилыч! А ведь он больше знает свою должность, нежели ты. Мне б жаль было, ежели бы он заколол тебя; но ты б пропал вместо собаки». И по сем скоро запретил ему наказывать солдата, похвалил поступок его, пожаловал ему Пять рублей; и тогда же приказал придворному живописцу своему, на дверях комнаты той изобразишь часового сего в такой точно позитуре, в какой увидел его монарх, отворив двери.

Слышавший сие господин статский советник Иван Алексеевич Ушаков от дяди своего Ильи Федоровича Ушакова же, служившего при его величестве в том же полку каптенармусом, заключает, что он сам, будучи капитаном гвардии в 1766 и 67 годах, видел еще сие изображение при входе из сеней в бывшую Государеву токарню, в старом Летнем Дворце, что близ реки Фонтанки.

Таковы были воины ПЕТРОВЫ, таковы они и ныне.

З0. Солдат из новобранных на часах

Один из новобранных солдат стоял на карауле в таком месте, куда, думал он, не придет так скоро командир его, всего же меньше ожидал он тогда самого Государя, потому больше, что уже время было обеденное. Сей пост его был на самом берегу Невы, или Невки; и так как время было весьма жаркое, то и вздумал он раздеться и искупаться. Но сверх чаяния своего увидел идущего к его посту Государя, и так уже близко, что успел он выскочив из воды надеть на себя одно только исподнее платье, шляпу и перевязь, и подхватив ружье и став в позитуру, отдал оным честь и продолжал стоять вытянувшись. По строгости, с каковою Монарх желал, чтоб хранима была воинская дисциплина, казалось, что он велит его как преступника наказать; но вместо того не мог, смотря на него не рассмеяться, сказав сопровождающим себя: хоть гол да брав. Он спросил солдата, давно ли в службе? «Недавно», – отвечал часовой. «Знаешь ли ты, – продолжал государь, что велено делать с теми часовыми, которые оставляют пост свой и кидают ружье, как сделал ты?» «Виноват», – сказал солдат. «Ну! быть так, – заключил Государь, – прощается сие тебе, как новичку, но берегись впредь дерзнуть что-либо сделать сему подобное.[170]

31. Щедрость монарха в награждении заслуг

Великий Государь, имея дар проницать характеры людей, увидев полка своего Преображенского солдата, стоявшего на часах, посмотрел несколько минут ему в глаза, полюбил его и взял к себе в ординарцы. Сей солдат есть Александр Иванович Румянцев, из дворян, однако ж не богатых. Расторопность, верность и честность его приобрели скоро всю к нему доверенность великого государя; он пожаловал его сержантом в тот же полк, и в сем звании употребляем был от его величества во многие важные посылки, которые все исполнял он к удовольствию монарха. По заслужении же им достоинства капитана гвардии, еще важнейшие возлагались на него комиссии, в числе каковых было и сыскание бежавшего и скрывавшегося царевича. А по мере сей доверенности умножалась к нему и благосклонность монаршая; и он с такою всегда свободою говаривал с его величеством, какую только рождает непорочность сердца и служения; он жаловался иногда Государю на свои недостатки, но всегда получал на то ответ: подожди! По крайней мере изъясните мне, – сказал наконец Румянцев его величеству, что же за причина, что, удостоивая меня всей вашей доверенности, заставляете меня в то же время претерпевать, и в самом нужном недостатке. – Надобно научиться терпению, – ответствовал монарх, – я уже тебе не однажды сказывал: подожди! и теперь то же говорю: подожди! пока рука моя развернется, а тогда посыплется на тебя всякое обилие.

Но как между тем все большие господа видели к нему монаршее благорасположение, и не сомневались, чтобы он со временем не был и одним из его любимцев, то по сему один из них и предложил… ему в невесты дочь свою с тысячью душ приданого. В том положении, в каком был тогда господин Румянцев, казалось ему предложение сие столь великим, сколь и неожиданным счастием. Он принял оное с изъявлением признательнейшей благодарности. Условились и назначен день бала и сговора, если только будет на то соизволение его величества.

Восхищенный таковым счастием Г. Румянцев приходит к Монарху, и пав ему в ноги, открывает все то, и молит дать на оное соизволение свое. Монарх подняв его спрашивает, видел ли он невесту, и хороша ль она? Не видал, но слышу, что она не дурна и не глупа. – Слушай Румянцев! – сказал Государь, – балу быть я дозволю, а от сговору удержись; я сам буду на бале и посмотрю невесту; и буде она достойна тебя, то не буду препятствовать твоему счастью.