Правительство шведское рассудило часть пленных россиян, содержавшихся в Стокгольме, перевезти морем в Готтенбург, в числе их был и князь сей. А так как на фрегате том находилось россиян больше, нежели шведов: то сего и довольно было, чтобы вложить ему мысль, овладеть фрегатом и уехать на нем в Россию. Он сообщает намерение сие сотоварищам своим; и они охотно соглашаются следовать во всем мужеству и примеру его? Князь определяет на исполнение предприятия своего вечер субботы, то есть, когда в вечернюю службу запоют Всемирную славу, и допоют до сих слов: «дерзайте, дерзайте люди Божии», вмиг броситься всем им на Шведов, обезоружить их, и овладеть фрегатом. Все сие исполнено в точности; они как львы при последнем слове бросились на не воображавших, того Шведов, обезоружили их, и противящихся одних покололи, других потолкали в море, третьих повязали и заключили под палубу; оставили свободным одного только шкипера, и Князь, приставив к груди его шпагу, сказал: «Ежели хочешь быть жив, то вези нас к Кроншлоту или к Ревелю; но берегись изменить!» Не осталось ему иного, как или умереть, или повиноваться; он избирает последнее, приводит фрегат в Ревель и входит в гавань с пушечною пальбою. Сколь героический таковый поступок приятен был Монарху, то может удобно представить себе читатель: его величество, быв тогда в Петербурге, в письме своем к князю Меньшикову называет освобождение его из плена чудесным. Коль же скоро князь прибыл к монарху, то его величество обнял его, и не однократно целуя, выхвалял неустрашимую его решимость. Слезы радости, пролитые князем при сем свидании, прослезили самого монарха и всех бывших при том. Скоро по сем великий государь объявил его сенатором и сверх того поручил ему комиссариат.[182]
Великие достоинства сего знаменитого князя увидим в впоследствии.
44. Героической поступок одного россиянина, содержавшегося в Стокгольмской темнице в оковах и признательность к оному великого государя
Предупомянутое происшествие настолько огорчило шведское правительство, что все почти пленные россияне, оставшиеся в Стокгольме, были закованы, и содержались в разных темницах с великою суровостью, яко злодеи. В числе сих пленных находился Новогородский купец Иголкин, которой, еще до Шведской войны, торговал в Швеции и научился языку их. И как известно, что Карл XII начал войну с Россиею тем, что всех Россиян, бывших тогда в Швеции; какого бы ни были они звания, повелел задержать в плену; и так сей Иголкин с 1700 году содержался в неволе сей; а по уходе князя Долгорукого, как уже сказано, все россияне были окованы к разведены по разным тюрьмам.
Иголкин содержался в одной из таких до возвращения Карла ХІІ из Турции и до начавшихся через барона Герца мирных переговоров. В сие-то время сей достойный россиянин, услышав от двух на карауле в темнице той стоявших солдат, говоривших между собою обидные и ругательные слова российскому государю, не мог сего вытерпеть; он увешивал их, чтоб они унялись и не дерзали ругать великого государя, которой есть помазанник Божий. «И почему знаем мы, за что они с королем вашим воюют?» – Но солдаты, с ругательством приняв его увещание, продолжали дерзкий свой разговор. Иголкин призывает унтер-офицера, жалуется ему на часовых, и просит унять и наказать их, яко ругателей великого государя: но и сей унтер-офицер, презрев слова его, смеялся только его жалобе.
Что же сей россиянин предприемлет? Он решился сам доставить себе над солдатами управу; он был роста высокого, и сложения крепкого, молча, и как бы без намерения подошел к ним, бросился на них как исступленный, вырывает у одного ружье, и штыком закалывает сперва вооруженного, а потом и обезоруженного; и исполнив героическое сие действие, ожидает спокойно своего жребия. Караульный офицер с командою вбегают в темницу, схватывают героя, ни мало уже не противящегося; сковывают страшными цепями, и о происшедшем доносят высшему начальству. На вопрос, как он осмелился убить солдат, герой отвечает с неустрашимостью: «Я, как верный подданный моего государя, обязан я законом Божиим, гражданским и присягою, пролить за честь его последнюю каплю крови моей; слыша же священное имя его поносимое, увещевал их уняться; они презрели оное; я призвал унтер-офицера, жаловался ему, но и сей вместо удовольствия смеялся только надо мною; они того еще более стали они поносить великую особу помазанника божия. Что осталось мне делать? Я должен был или отомстить ругателям смертью. или пролить свою кровь. Но правосудный Бог помог мне наказать дерзких ругателей; теперь участь моя в ваших руках, делайте что вам угодно; по исполнении долга моего, я готов безбоязненно принять смерть за честь моего Государя».