Зимою в 1723 году, получил Петр Великий болезнь в мочевом канале и около отверстия пузыря, которая иногда причиняла ему запор в моче и резь. Однако он никому о том не сказывал и даже не давал того приметить воздержанием от горячих напитков и соблюдением нужной в таких обстоятельствах диеты. Он кушал и пил, работал и веселился по обыкновению так, что никто и не подозревал, что у него была какая-нибудь болезнь. Между тем болезнь усиливалась, и наконец сделалась столь мучительна, что он не мог уж больше скрывать своего состояния. Итак открылся он сперва своему камердинеру, и требовал от него, чтобы он достал лекарства от его болезни, не сказывая никому, что то надобно для него. В исполнение сего приказания, и дабы не разгласить о том при дворе, камердинер не пошел к императорскому лейб-медику или к придворному лекарю, но по несчастью рассказал обстоятельства болезни одному знакомому брабантцу[130]
, который тайно лечил от некоторых болезней, и которого не знающий камердинер почитал за искуснейшего эскулапа. Он получил от него некоторые лекарства. Государь принимал их и почувствовал некоторое облегчение, но на самом деле не только совершенно не вылечился, но болезнь через несколько времени еще увеличилась и летом в 1724 году открылась еще гораздо сильнее с запором мочи и с нестерпимою болью. В такой крайности царь принужден был сказать лейб-медику Блументросту о своей болезни и о лекарствах, которые он принимал. Г. Блументрост скоро усмотрел опасность и не осмелившись один лечить великого монарха, просил, чтобы призван был на помощь к нему из Москвы доктор Бидло. Между тем употребляемы были все способы к предупреждению воспаления в больных членах и к выпущению мочи. Английский оператор Горн делал операции, но тщетно, ибо по большей части вместо урины выходило несколько крови и гнойной материи. Наконец удалось ему столько отворить отверстие мочевого пузыря, что вышло урины с пивной стакан. Какое ужасное мучение должен был государь при том терпеть, сие можно себе представить потому, что он в продолжение операции одною рукою лекаря Паульсона, а другою аптекаря Дипгольда, которые должны были держать его, так крепко сжал, что у них на теле остались синие пятна.Несколько недель Блументрост не мог ни на один час отлучиться от двора ни днем, ни ночью. Для составления клистиров и для беспрестанных припарок содержал он при себе аптекаря Дипгольда и лекаря Паулсона.
Монарх должен был четыре месяца по большей части лежать в постели. В сентябре уже оказалось желанное облегчение и надежда совершенного выздоровления. Боль прекратилась, и урина выходила без препятствия. Император не лежал уже в постели, но не выходил еще из комнаты и продолжал умеренное употребление некоторых лекарств только для споспешествования совершенному выздоровлению. Таким образом от времени до времени здоровье его величества укреплялось. Но государь подумал, что он уже совсем выздоровел, не имеет уже ничего опасаться и в состоянии уже выйти из комнаты и пользоваться вольным воздухом. Итак, не сказав ничего своему лейб-медику, и никому иному о своем намерении, приказал он приготовить яхту, которая всегда стояла на Неве перед дворцом.
Приказание его было исполнено, и на первой неделе октября при хорошей осенней погоде, сел он на яхту и отправился в Шлиссельбург, чтобы осмотреть работу Ладожского канала, производимую под смотрением генерала Миниха, бывшего после фельдмаршалом. Уже в самый день отъезда поутру его величество послал объявить лейб-медику Блументросту, что он должен отправиться с ним на яхте и для того взял бы с собой лекарства и нужных ему людей.
Блументрост испугался, услышав сие повеление, немедленно приехал ко двору, но не мог уговорить его величество, чтобы он отменил свое предприятие, которые могло еще иметь вредные следствия, и должен был отправиться с ним в путь, взяв с собою походную аптеку и лекаря Паульсона.
Из Шлиссельбурга отправился государь к Ладожскому каналу, проведенному тогда весьма уже далеко. Там, все осмотрев и дав все повеления, поехал он в старую Ладогу, оттуда в Новгород и к концу Ильменя озера в старую Рузу, дабы осмотреть поправку тамошних соляных варниц и начатой по его повелению канал для удобнейшаго привоза дров к соляным заводам. В сем путешествии провел он почти весь октябрь месяц. Погода между тем была хороша и худа попеременно, и государь часто чувствовал действие не совсем еще прекратившейся своей болезни.
Наконец в первых числах ноября отправился он обратно к Петербургу, прибыл туда 5 числа помянутого месяца, но не останавливаясь там, проехал прямо на Лахту, местечко, находящееся при Финском заливе, неподалеку от Петербурга, в намерении ехать оттуда Систербек, дабы осмотреть тамошнюю кузницу и оружейный завод. Но на Лахте нечаянное приключение расстроило столь благополучно восстановленное и укрепленное здоровье его величества, и он вторично впал в претерпенную незадолго пред тем болезнь.