Подмастерье Элвин

Набив живот до отказа, сыто рыгая, Элвин залез по лестнице на чердак, разделся и нырнул под одеяло.

«Лишь тот настоящий Мастер, кто является частью своего творения».

Снова и снова шептал он эти слова, погружаясь в желанную дрему. На этот раз сны ему вообще не снились, и проспал он до самого ужина. Поев, он снова залез в постель и крепко спал до рассвета.

Проснувшись утром, незадолго до восхода солнца, он увидел призрачный серый свет, пробивающийся в дом через окна. Вместо того чтобы, как обычно, бодро соскочить с кровати, Элвин некоторое время дремал, пребывая в объятиях сна, чувствуя, как ноют мышцы от постепенно отступающей усталости. Он лежал тихо, как мышь, вспоминая звуки птичьей песенки. Слова, которые сказала ему Иволга, куда-то отступили, сейчас Элвин размышлял над тем, что случилось с ним вчера утром. Почему, словно послушавшись его окрика, суровая зима вновь сменилась летом?

— Лето, — прошептал он. — Теплый воздух, зеленая листва.

Что такого сделал Элвин? Почему природа повиновалась ему, стоило сказать одно-единственное слово? Раньше, когда он работал с железом или проникал в камень, такого ни разу не происходило. Сперва следовало закрепить в уме образ предмета, над которым он работал, понять его строение, найти естественные трещинки — жилки металла или зерна камня. А на исцеление сил уходило и того больше — Элвин должен был понять, как устроено тело, прежде чем лечить его. Все в человеке было таким маленьким, и глазом не разглядишь — хотя смотрел он вовсе не глазами, ну да это не важно. Иногда на то, чтобы понять внутреннее строение предмета, у Элвина уходили все силы.

Все внутри было таким крохотным, таким ладным, но стоило присмотреться, как тайны, что скрывались там, внутри, прыскали в стороны, будто тараканы, разбегающиеся при свете лампы. Внутренние крошечные частички сплетались друг с другом каждый раз по-разному. Но имеется ли такая частичка, которая меньше всех? Которая находится в самой сердцевине и которую можно увидеть? То, что видел Элвин, всегда состояло из маленьких частичек, которые в свою очередь состояли из еще меньших кусочков, и так далее. Есть ли какой-нибудь предел?

Он все не мог понять, как же-у Рассоздателя получилось вызвать зиму? И почему отчаянный крик Элвина вернул лето?

«Я никогда не стану Мастером, если не разберусь, каким образом действует мой дар».

Свет, бьющий в окна, усилился, стекло разбросало по дому яркие блики, и на какое-то мгновение Элвину показалось, что он увидел солнечный лучик в виде множества маленьких мячиков, летящих с огромной скоростью, словно их ударили палкой или выстрелили из ружья, только намного быстрее. Они прыгали по комнатам, залезали в крошечные щели деревянных стен, пола, потолка, а некоторым удавалось пробиться на чердак, где они попались на глаза Элвину.

Однако мячики вдруг исчезли, и свет превратился в огонь, в чистый огонь, накатывающийся на дом, подобно нежным волнам, бьющим о берег озера Мизоган. И волны эти согревали все вокруг — дерево стен, тяжелый кухонный стол, железо плиты, так что предметы постепенно начали дрожать, танцевать, наполненные жизнью. Один Элвин мог видеть это, один Элвин знал, что происходит, когда дом пробуждается с приходом дня.

Больше всего на свете Рассоздатель ненавидит огонь солнца. Жизнь, которую тот несет. «Надо потушить этот огонь, — твердит про себя Рассоздатель. — Потушить все огни, заморозить воду, весь мир покрыть льдом, окутать небо чернотой и холодом». А противостоит намерениям Разрушителя один-единственный Мастер, который даже колодец вырыть не может, чего-нибудь не испортив.

«Лишь тот настоящий Мастер, кто является частью своего творения. Какого творения? Что именно я творю? И как я могу быть частью того, что творю? Неужели, работая с железом, я становлюсь его частью? А беря в руки камень, я воплощаюсь в окаменевшую землю? Бессмыслица какая-то, но я найду в этих словах смысл, иначе проиграю войну с Рассоздателем. Я могу сражаться с ним всю жизнь и какими угодно способами, но когда я умру, мир все равно окажется в его власти. Должен же быть какой-то секрет, какой-то ключ к происходящему, чтобы я мог построить Хрустальный Город. Я обязан найти этот ключ, и тогда одним словом я заставлю Рассоздателя отступить, обратиться в бегство и умереть. Да, может, даже умереть, чтобы жизнь продолжалась вечно и немеркнущий свет светил всегда».

Элвин услышал, как в спальне заворочалась Герти, и один из сыновей кузнеца тихо заплакал — последний шум перед пробуждением. Элвин потянулся и почувствовал, как затекшие за ночь мускулы приятно заныли, пробуждаясь к жизни и готовясь к трудному дню в кузнице рядом с пылающим огнем.

Глава 10

ПРОЩАНИЕ

Сон Пегги был не столь крепок и долог, как сон Элвина. Его битва закончилась; он мог спать сном победителя. Однако для нее все только начиналось.