Подменыш

Гробовщик сделал все, что было в его силах, но лицо Брайана Кагвы сохранило следы ожогов. На макушке просвечивал череп, серый, точно горе. Крошечное тело было завернуто в голубое одеяло. Когда Аполлон открывал гроб, внутрь, на подушку, одеяло и тело просыпалась земля и камни. Аполлон смотрел на своего сына, прежде запечатанного в полной чистоте, а теперь покрытого грязью.

– Посмотри, что я сделал с моим мальчиком, – прошептал Аполлон.

Он ошибся, когда подумал, что Кэл и Эмма не безумны. Они убедили его отказаться от здравого смысла. Может быть, он и сам не хотел ему следовать. Лучше верить в чудовищ, чем в то, что твой ребенок мертв. Аполлон закрыл крышку гроба, но тут же снова ее открыл. Он не мог перенести мысли, что его сын останется лежать с грязью на лице и камнями в волосах. Меньшее, что он мог сделать, – самое меньшее – вытереть ему лицо.

Он коснулся лба ребенка – и тем самым разрушил заклинание.

Глава 77

Шипы.

Его пальцы наткнулись на целый пучок.

Именно такое ощущение у него возникло. Они оказались достаточно острыми, чтобы разорвать кожу, Аполлон с удивлением отдернул руку и только через несколько секунд заметил кровь на безымянном пальце. Он поранился, когда погладил мертвого ребенка.

Аполлон постарался успокоиться, потом снова коснулся тела, но на этот раз постарался касаться только голубого одеяльца, в которое оно было завернуто. Внутри могилы мир оставался темным, но над ней сияло восходящее солнце. Аполлон вытащил тело из гроба, оно оказалось легче и меньше, чем он помнил. Сквозь ткань одеяла он чувствовал узловатую массу, словно держал на весу осиное гнездо, а не ребенка. Он настолько привык к запаху земли после долгих часов, проведенных с лопатой в руках, что перестал ощущать другие запахи.

Между тем остававшийся наверху Патрис закашлялся.

– Это отвратительно, – сказал он.

Аполлон оглянулся через плечо, увидел, что Патрис напуган больше его самого, и представил, как он сейчас выглядит: грязная кожа, лицо и шея, спина, живот и руки – все покрыто землей, не осталось ни одного чистого места. И что он достал из могилы сына? Аполлон встал с колен, поднял ребенка выше, и в свете утреннего солнца сумел разглядеть, что оказалось у него в руках.

Оно выглядело как спутанные грязные волосы. То, что выуживаешь из сточной трубы в ванной комнате в заброшенном доме, склеившееся и заскорузлое. Но чудовищным его делали размеры шестимесячного ребенка. Фунты и фунты волос – меха? – спутанных и переплетенных так плотно, что они больше походили на колючую проволоку.

Как он мог принять это за ребенка?

За своего сына?

Аполлон продолжал держать жуткое существо, но у него появилось отчаянное желание швырнуть его обратно в землю и вымыть руки святой водой. Его затошнило, он наклонился вперед и едва не выронил свою находку, еще раз посмотрел на нее – и снова ощутил позыв к рвоте. Несмотря на одеяло, кожа Аполлона зудела от отвращения.

– Какого дьявола, – пробормотал Патрис и отшатнулся от могилы.

Это было уже слишком. По неосторожности он наступил на другую могилу, в которой была похоронена женщина по имени Кэтрин Линтон.

Шотландцы называют это гламер.

Колдовство.

Иллюзия, позволяющая вещам казаться чем-то другим.

Так вот что он кормил, пеленал, обнимал и носил на руках? Этому существу он пел по вечерам, когда Эмма стала отказываться к нему подходить? Его он возил в парк ранним утром, где встречался с другими отцами? Он подумал об Иде, которая держит на руках свою фальшивую сестру, ребенка, вырезанного из куска льда, и любит ее так, словно она живая.

Аполлон обнаружил, что не может бросить это существо обратно, но одновременно хотел – испытывал необходимость – оказаться от него как можно дальше. Он вытянул руки. Одеяло соскользнуло и теперь, когда мерзкое чудище оказалось полностью открытым, оно стало еще больше походить на осиное гнездо, серое, со свалявшимися волосами, будто сотканными в единое целое. Но за слоями волос Аполлон заметил что-то еще. Он думал, что порезал палец о колючку, но он ошибся. Тут и там наружу торчали фрагменты зубов, осколки костей и обломки ногтей.

– Эмма, – прошептал он. – Мне следовало тебе поверить.

Потом сквозь одеяло он ощутил нечто новое. Дрожь.

Движение.

В усиливающемся свете Аполлон увидел, как внутри маленького тела что-то шевелится. Он посмотрел на лицо или то место, где лицу следовало быть, и увидел две полукруглых канавки, словно глазные впадины выровняли мягкой глиной. Ниже шла тонкая линия – рот.

Рот.

А еще ниже, где должна находиться грудь, глубоко внутри, Аполлон разглядел небольшой комок. Сердце? Оно очень слабо билось.