Подменыши

Пока Сатир блуждал по неведомым тропам внутри себя, в квартире шла тихая размеренная жизнь. Белка учила Тимофея читать, писать, считать и драться. Эльф рассказывал мальчишке всё, что знал из истории древнего мира, которая того до чрезвычайности заинтересовала. Ребёнок, открыв рот, слушал о построении пирамид, завоеваниях Александра Македонского, плавании аргонавтов, восстании Спартака, возникновении и гибели Римской империи. Вскоре Тимофей уже сам мог кому угодно рассказать о древней Спарте, первых олимпийских играх, подвигах Геракла, Пунических войнах и убийстве Юлия Цезаря. Кроме того, Эльф научил Тимофея ходить на руках, садиться в позу «лотоса» и закидывать ногу за голову. Поскольку больше делать было нечего, мальчик учился охотно. И ещё, ему, похоже, очень нравилось, что с ним просто кто-то возится, кто-то уделяет ему внимание. Он уже отвык от этого.

У этой «школы» была одна интересная особенность. Занятия в ней проводились только в пасмурную погоду. В солнечные дни Белка, Эльф, Тимофей и Ленка одевали всё самое тёплое, что у них было, и шли гулять. Карантин в три месяца, который они установили сами себе, рассчитывая, что милиция за это время о них забудет, прошёл и у «пленников» появилась долгожданная свобода в перемещениях.

Проснувшись утром, они первым делом смотрели в окно и если видели клочок чистого неба и стену дома напротив, освещённую ярким зимним солнцем, то наскоро завтракали и гурьбой, толкаясь и смеясь, вываливали за дверь. Потом доезжали да какой-нибудь северной станции метро и отправлялись на юг, стараясь всё время идти в сторону солнца. Улицы, на которых можно было бы постоянно держать перед глазами светило, попадались нечасто и друзьям приходилось всё время лавировать в поисках подходящей. Иногда огненный шар едва выступал над чернеющими кромками крыш и тогда Белка с Эльфом вставали на цыпочки, чтобы почувствовать на лице его слабый, и оттого такой ласковый свет. Тимофей, глядя на старших, смеясь подпрыгивал вверх, чтобы тоже ухватить немного скудного тепла. А когда он уставал, Белка и Эльф брали его за руки и поднимали вверх. Снег искрился мириадами огней, глаза друзей счастливо щурились, Белка толкалась и ставила подножки, мороз грубыми вязаными рукавицами докрасна натирал щёки и носы. Шли не очень быстро, так чтобы не отставала хромающая Ленка, которую на верёвочном поводке вёл Тимофей.

Как-то, следуя за солнцем, они зашли в небольшой проходной дворик, каких много в Москве. Посреди него стояли детские лестницы, турники, горка, деревянный домик. Рядом едва виднелись верхушки вкопанных в землю лысых автомобильных покрышек. Белка остановилась, внимательно посмотрела вокруг. Дворик очень напоминал тот, из которого её когда-то забрал Сатир верхом на Кристалле.

— Знаете, — задумчиво сказала она, — нам кажется, что мы ходим по земле, а ведь под нами полметра снега. Который состоит из снежинок. Представляете под нами полметра снежинок! Сколько их? Сколько их хотя бы в этом дворе? Такие числа в мозгу не помещаются. А сколько снежинок сейчас в России?

Она ошарашено помотала головой.

— Кастанеда писал, что во все стороны от нас лежит бесконечность, — сказал Эльф.

— А я сколько раз снежинки рассматривал! — встрял в разговор Тимофей. — Вы видели какие они красивые? Тонкие и красивые. Правда, видели? Если по одной рассматривать…

— Видели, — заверила его Белка.

— Полметра смятых, никому не нужных снежинок, — прошептал Эльф.

И они пошли дальше.

Когда путешественники встречали палатки, где можно было перекусить, они охотно останавливались, покупали чебуреки, булки, сосиски в тесте и обязательно чай, от которого, словно из паровозной трубы, валили на морозе клубы густого белого пара, в котором, если хорошо присмотреться, можно было различить мельчайшие водяные капельки. Друзья грели руки о пластиковые стаканчики, полоскали в кипятке, держа за ниточку, пакетики с заваркой, шумно отхлёбывали.

— Горячий! — восклицал Тимофей. — Хорошо! Только пить нельзя.

— Подожди, пока остынет, — советовала Белка. — Кстати, юноша, не лижите губы на холоде, а то они у вас уже все потрескались. Вон даже лохмотья какие-то висят.

— Мои губы, не твои. Хочу — лижу, хочу — нет, — глядя исподлобья, с улыбкой отвечал мальчик.

— Нет, вы посмотрите, какие мы самостоятельные! — качала головой Белка. — Лучше бы Ленке сосиску дал, чем огрызаться.

Тимофей послушно угощал собаку сосиской.

Улыбаясь до ушей, Белка вытирала губы и руки салфеткой, шумно выдыхала белёсое облако.

— Я довольна! — заявляла она. — Жизнь удалась! Ну что? — оглядывала она спутников карими камушками глаз. — Готовы, крапивное семя? Тогда вперёд!

И они снова отправлялись в сторону солнца.

— Купите мне очки, а? — просил Тимофей. — Чёрные. А то слишком ярко кругом.

— Никогда не носи чёрных очков, — говорил Эльф, бросая короткие, из-за нестерпимого блеска, взгляды в небо. — Мир стоит того, чтобы видеть его таким, какой он есть. Правда, стоит.