Подметный манифест

Почему-то в исповедальных списках указывалось еще и ремесло исповедуемого. Может, чтобы не путать тезок, - подлинной цели Устин не знал, но коли велено - писал, мог и еще чего по своему разумению добавить. Шварц обо всем об этом его досконально расспросил, прежде чем допустить присутствие бывшего дьячка на Лубянке. И те давние навыки не раз пригодились Устину даже когда просто перебелял бумаги. В иной «явочной» ни складу, ни ладу - а он где слово добавит, где слова местами переставит - получалось почти вразумительно. Однако сам он считал свое занятие временным и ждал лишь возможности убраться с Рязанского подворья. А она все никак не подворачивалась. И он порой болезненно ощущал свое состояние - состояние человека, застрявшего в ловушке и не имеющего сил вырваться.

Но сейчас душа уразумела свой путь и понеслась, и понеслась!…

Если по Лубянке бежать к Сретенским воротам, то как раз возле них по левую руку будет Сретенский монастырь, сам по себе не слишком старый, зато при нем есть храм Марии Египетской, вот тот по древности - третий на Москве, древнее - только Спас на Бору в Кремле и Всехсвятский на Кулишках. Храм - одноглавый, небольшой, с гладкими стенами без украшений, глубоко вросший в землю, а рядом - Сретенский монастырь с большим пятиглавым каменным собором, с высокой надвратной колокольней, с каменными кельями. Но именно малому храму еще при царе Петре был прислан дар от иерусалимского патриарха Досифея, частица мощей преподобной Марии Египетской - плюсна левой ноги, и хранится там в серебряном ковчеге.

Вот где преклонить колени и со слезами молить, чтобы преподобная упросила Господа избавить Дуньку от блудных вожделений! Вот где - а не шастать по храмам, небесные покровители коих отвечают совсем за иные стороны человечьего бытия!

Приведя себя в должный восторг, Устин подошел к храму Марии Египетский, заранее зажав в горсти несколько полушек - на милостыню. И обмер, услышав слаженные протяжные голоса. Трое слепцов пели на паперти, а народ слушал, иные - уже прослезившись: слепцы пели духовный стих, пели так, что за душу брало. Устин прислушался - это был пересказанный по-простому кусочек из жития преподобной Марии Египетской:

Пошел старец молиться в лес,

Нашел старец молящую,Молящую, трудящую,На камени стоящую.Власы у нея - дубова кора,Лик у нея, аки котлино дно.

Устин сразу же понял, что именно такова была святая, некогда гордившаяся своей телесной красотой, после сорокасемилетнего отшельничества, и ужаснулся, и умилился - ему самому не дано было так служить Богу, его постоянно допекали мирские заботы. И он искал, кому бы из людей послужить со всем пылом души, чтобы через это к Богу приблизиться, и нашел было Митеньку - но Господь прибрал Митеньку, как бы говоря этим Устину: ты не ищи служить наичистейшей душе, ты вот вынь из грязи и омой в слезах грешную душу.

Вот и послал эту самую грешную душу, к которой даже непонятно, как подступиться!

Подошел и встал рядом низенький инок - средних лет, с узкой седеющей бородкой, розовощекий, Устин невольно посмотрел на него - инок приветно улыбнулся.

- Ты не Всехсвятского ли храма дьячок будешь? - спросил тихонько.

Устину было стыдно признаться этому благостному человеку, что служит в полиции. И мысленно он возблагодарил Господа за то, что перемазал вчера мундир, опрокинув на себя плошку с конопляным маслом. Квартирная хозяйка обещалась за день так отчистить пятна, что и следа не останется, и Устин поплелся на Лубянку в тулупчике поверх старого полукафтанья.

- Я тебя признал, а ты меня - нет, - сказал инок. - Я тебя запомнил, когда все на поклон к надвратному образу ходили, на всемирную свечу деньги собирали. Я - Аффоний, а тебя как звать?

- Устином, отче…

- Сие значит - от праведного корени. А мне имя как бы в насмеяние дадено, означает - «изобилие», а обитель у нас небогатая, живем скудно. Всякой милостыньке рады.

- Я потом в храм помолиться пойду, положу в кружку, - пообещал Устин.

- Спаси Господи…

Слепцы меж тем, описав испуг старца и успокоительные слова отшельницы, перевели дух и, возвысив голоса, возгласили главное:

«Я тридцать лет во пустыне живу,Я тридцать лет на камени стою -

Замоляю грехи великие,Замоляю грехи великоблудные».А и тут жена просветилася,Видом ангельским старцу открылася,И велела она вспомнить ее,Величати Марией Египетской.

Устин, потрясенный тем, как встретил его храм, как встретила сама преподобная, стоял, тяжело дыша и твердо зная: свершилось чудо. Духовный стих был неким тайным знаком, что его молитва будет услышана. И тут же его осенило - он просто обязан был немедленно бежать на Ильинку, отыскать Дуньку и поведать ей про храм Марии Египетской.